Внимание молодых людей привлек мерцающий аметистовый всплеск далеко на юге. Разлилась Пустопропасть, вызвав пожар дрожащей магии, охвативший горизонт клубами фиолетового дыма. Он выглядел…
В загробном мире предков ненаварцев велась вечная битва с Бакуном, дабы тот не уничтожил все живое.
Битва, в которой Аларику и Таласин предстоит сразиться самим чуть более чем через четыре месяца.
Сейчас, когда они наблюдали за Пустопропастью, отмечая, как сильно та пылает даже с такого расстояния, успех их задумки с барьером казался невозможным. Но они должны были попытаться; и если Аларик что и знал о задиристой девушке-рулевой, которая теперь была его женой, так это то, что она бы попыталась.
Она была бледна и напряжена, решительно расправив плечи, и с опаской смотрела на аметистовое сияние. Когда прелестная улыбка исчезла, он внезапно испытал ярость к тому, что заставило ее спрятать эту улыбку.
Точно. Ему нужно уйти
Аларик повернулся на каблуках и быстро зашагал вверх по трапу воздушного корабля. Он не оглянулся. Ему потребовалось все его мужество, чтобы не оглянуться. Пламя разрыва оглушительно взвизгнуло в последний раз, а затем исчезло, не оставив никаких признаков своего присутствия, кроме эха, что задержалось в воздухе, словно рев дракона.
Таласин вернулась к Цзи и своей страже, в то время как ладья Алариком в черном, стоящим на палубе, готовилась к отплытию. Эфирные сердцевины засветились насыщенным изумрудом, и судно поднялось в воздух на потрескивающих потоках магии ветра, отрываясь от Купола Небес, от известняковых утесов.
Как и стража, Цзи выглядела несколько встревоженной мимолетным извержением разрыва. Однако не настолько встревоженной, чтобы не поддразнить, – что бы она там ни увидела на лице Таласин, это заставило ее спросить с наглым огоньком в глазах:
– Вы уже скучаете по его величеству, лахис’ка?
– Не говори глупостей, – усмехнулась Таласин.
В следующие несколько дней ей предстояло возобновить обучение эфиромантии в одиночку, приучить себя к тому, что, несомненно, вероломно изменит порядок вещей, после того как отрастила хребет и бросила вызов Урдуе, и мысленно готовиться к возвращению на северо-западный Континент. Слишком много у нее дел, чтобы тосковать по Аларику Оссинасту.
Но он пообещал ради нее попытаться найти Каэду Если ему это удастся, если Каэда в Кесатхе, тогда Таласин горы свернет, чтобы доставить ее в Ненавар. Если Аларик откажется от своего слова или не сможет его сдержать, она вызволит Каэду сама и тайно вывезет ее из Цитадели. Прямо под носом у Гахериса, если понадобится.
Таласин очень долго простояла на парадных ступенях дворца. Ее голова горела планами и интригами, когда она смотрела вслед ладье Аларика, а еще горели губы – от воспоминаний о его лихорадочных поцелуях.
«Мы не можем допустить, чтобы это повторилось», – сказал он перед их расставанием.
«Но что, если я
Эта мысль прорвалась сквозь ее защиту и с мятежной легкостью всплыла в голове. Девушка заставила себя утопить ее обратно, сердце тяжело билось в груди, взгляд был прикован к его воздушному кораблю, который постепенно превращался в пятнышко на неподвижном горизонте, пока совсем не исчез в глубокой синеве безоблачного неба.
Глава сороковая
Через час после приземления «Избавления» в Кесатхе отец вызвал Аларика в свой личный зал в Цитадели. Молодой человек вошел в просторное помещение с высоким потолком, погруженное в вечную темноту, что потрясло Аларика резкой переменой после светлых и красочных островов Ненавара. Скорее всего, Таласин Цитадель не понравилась бы. Это место заглушило бы ее свет. Нужно будет приложить все усилия, чтобы ей стало здесь уютно, возможно, для начала определить, в какие комнаты попадает больше всего солнца, и назначить их ей.
«Сосредоточься», – приказал он себе. Нельзя было думать о Таласин, находясь на приеме у отца. Нужно было придумать сносное оправдание своему недавнему проступку, когда он не ответил на вызов Гахериса в Междумирье в лагере на Белиане.
Однако иссохшая фигура на обсидиановом троне в центре зала пока что не спешила отчитывать его.
– С возвращением домой, мой мальчик. – Глаза Гахериса блеснули серебром в темноте. – Брак тебе к лицу. Ты прямо-таки светишься.
Такой сухо-ласковый юмор был свойственен