Ураганные войны

Когда с последним блюдом было покончено, молодой человек с болезненной вежливостью попрощался с невозмутимой Урдуей и с немногим менее невозмутимым Элагби, после чего вместе с неохотно сопровождающей его Таласин вышел из парадных дверей дворца. Цзи, Севраим и лахис-дало шли позади. В лучах утреннего солнца сверкала ладья, которая должна была доставить его обратно на «Избавление», и сначала к ней направились только Аларик и Таласин.

Озадаченный, молодой человек повернулся к сопровождающим. Все они остановились, учтиво сохраняя дистанцию с выжидающим выражением на лицах.

– Они дают нам возможность уединиться, – объяснила Таласин с многострадальным видом. – Чтобы мы попрощались.

Взгляд Аларика скользнул по верхним этажам белого дворца. У окон столпилась свора слуг, прижав носы к стеклу, и жадно наблюдала за происходящим.

– Тебе, наверное, следует пролить несколько слезинок и умолять меня не улетать, лахис’ка, – криво усмехнулся Аларик. – Иначе прачка кузнеца в трех городах отсюда расстроится.

На накрашенные губы Таласин пробилась ухмылка, но девушка быстро подавила ее.

– Слушай, насчет прошлой ночи…

– Я знаю, – перебил он, пытаясь не показать встревоженности, что вылилось в грубость, которая явно удивила его собеседницу, потому что она дернула головой. – Не надо бояться задеть мои чувства. – Он мысленно выругался, услышав, как осознанно силится смягчить свой тон. Какой же он дурак. Она точно лишила его всякой способности к здравомыслию. – Я прекрасно понимаю, что ты не испытываешь ко мне никакой привязанности, и я не настолько наивен, чтобы верить, что все поступки подобного рода должны что-то значить. У нас просто зашкаливали эмоции, а другого способа их выплеснуть не оказалось.

Девушка склонила голову набок, как бы размышляя. Затем она повторила слова, которые он услышал от нее в руинах на Белиане:

– Ненависть – это один из видов страсти.

– Две стороны одной медали, – подтвердил Аларик, даже когда его сердце защемило от чего-то, в чем он не горел желанием разбираться. – Мы ссорились и увлеклись. В дальнейшем обсуждении необходимости нет. Я понимаю – как наверняка понимаешь и ты, – что мы не можем допустить, чтобы это повторилось.

Взгляд Таласин опустился под ноги. Последовало неловкое молчание.

Наконец она кивнула.

Аларик решил, что пора заканчивать эту встречу.

– Твоя коронация в качестве императрицы Ночи состоится через две недели. Так что увидимся в Кесатхе, моя госпожа. – Он не мог удержаться, чтобы не кольнуть ее напоминанием о том, что теперь она его госпожа, что они связаны законом.

Таласин сердито взглянула на него.

– Я не буду находить себе места в ожидании нашего счастливого воссоединения, мой господин, – парировала она, ее голос сочился сарказмом, и она снова стала так похожа на недовольного котенка, что он чуть не улыбнулся.

Аларик повернулся, готовый уйти, но потом остановился. Было что-то во взгляде Таласин, такое колючее и располагающее одновременно. Они какое-то время не увидятся. Ему было невыносимо оставлять все на такой ноте.

– Таласин, – Аларик резко повернулся к ней, – в Цитадели я наведу справки о местонахождении твоей подруги Каэды. – Ее глаза расширились от испуга, и он едва не дернулся, поспешив добавить: – Если ее задержали там, я устрою вам встречу, когда ты прибудешь в Кесатх.

Это было неуклюже, неумело, это было напоминанием о том, что ее бывшие товарищи – пленники в его тюрьмах. Проще говоря, это было худшее из того, что он мог сказать в такой момент, и молодой человек искренне приготовился к тому, что Таласин ударит его кулаком в лицо, прекрасно понимая, что он это заслужил.

Но она не ударила его. Вместо этого выдохнула, как будто успокоившись.

– Спасибо, – ответила она немного натянуто, но в ее словах прозвучала вымученная капля искренности. Выражение ее лица было настороженным, но с оттенком надежды. – Если она там, я бы хотела…

Она запнулась. Аларик наблюдал, как ее надежда превращается в нерешительность, затем твердеет, становясь решимостью.

– Я бы хотела забрать ее с собой в Ненавар.

У Аларика даже кровь в жилах застыла. Он не мог этого допустить. Он не смог бы освободить сардовийского солдата, военнопленного. Он…

Его разум уже лихорадочно обдумывал способы исполнения желания Таласин. Он мог бы преподнести это как акт примирения. Великодушный жест, возвещающий о наступлении новой эпохи мира. Свадебный подарок.

Он сглотнул.

– Я узнаю, что смогу сделать.

Это было достаточно простое заявление, но в воздухе повис намек на измену. Оба тут же стали одержимо размышлять над деталями какого-то зарождающегося хитроумного плана. Как будто теперь они были заговорщиками.

И все же, когда лицо Таласин озарила небольшая, но искренняя улыбка, а в уголках щек появились ямочки, Аларик почувствовал, что оно того стоило.