Она последовала указаниям Аларика, и тот молча обошел вокруг, рассматривая ее позу в поисках того, что нужно доработать.
– Скучаешь по ней? – спросила Таласин, сильно понизив голос.
Аларика это застало врасплох. Он остановился как вкопанный позади нее, радуясь, что она не видит его лица, пока он пытался вернуть ему обычное невозмутимое выражение.
– Нет. Она была слабой. Она не справилась с ответственностью императрицы Ночи. Без нее мне лучше.
«Пойдем со мной. Сынок мой. Мальчик мой. Прошу».
– Иногда мне интересно…
Аларик замолчал, стыдясь самого себя. Всю жизнь он был таким внимательным, всегда взвешивал свои слова, перед тем как заговорить. Почему рядом с Таласин ему никогда это не удается?
– …вспоминает ли она о тебе, – закончила она за него мягким голосом. – Я сама каждый день думала так о своей матери, еще в Сардовии, до того как узнала, кто я, до того как узнала, что она мертва. Мне было интересно, сожалела ли она когда-нибудь, что оставила меня.
У Аларика перехватило горло, в груди стала нарастать особая легкость. Кто-то наконец понял. Кто-то озвучил все то, что он никогда не смог бы выразить словами. Таласин все еще стояла в позе для медитации, по-прежнему спиной к нему, и его охватило желание заключить ее в объятия. Обнять в знак поддержки, понимания.
Чтобы больше не быть одиноким.
– Держи спину прямо, – сказал он вместо этого. – И разверни локти.
– Я так и стою! – запротестовала она.
Ее опущенные плечи было отлично видно под тонким белым халатом: она всегда так стояла перед сражением.
– Нет… – Внезапно потеряв терпение, Аларик шагнул вперед, желая поскорее освободиться от цепей воспоминаний, отвлечь себя от мыслей о той ужасной ночи, когда Санция Оссинаст покинула Кесатх. – Вот так…
Он протянул руку, чтобы поправить осанку Таласин, но в ту же секунду она сама выпрямилась, раздраженно фыркнув, и шагнула назад, сводя ноги вместе. Его руки в перчатках сомкнулись на ее плечах, а ее спина плотно прижалась к его груди.
Время остановилось.
«Манго». Первая мысль, что смогла обрести в сознании Аларика форму. Гладкий сочный золотистый фрукт, украшавший каждое блюдо, которое он ел в Доминионе, с сочным ароматом согретого летом нектара. Таласин пахла манго, посыпанным морской солью. И не только им. От ее волос исходил аромат цветков апельсина со сливочной ноткой обет-жасмина, дополненных свежестью масла стеблей лотоса и едва уловимым оттенком корицы.
У Аларика потекли слюни. Ему захотелось укусить ее.
Подливало масла в огонь и то, что Таласин встала так идеально, что он мог положить ей на голову подбородок, ее ягодицы оказались зажатыми меж его бедер и были настолько упругими, что в глубине его живота затянулся узел. В оцепенении он наблюдал, как его заключенные в кожу пальцы обхватывают ее плечи. Наблюдал, как его большие пальцы поглаживают ее шею по бокам.
Еще ни разу в жизни он так не презирал свои перчатки. Ему страстно хотелось снять их, прикоснуться к ее загорелой коже. Его большие пальцы рисовали круги на ее шее, лаская изящные изгибы. Она задрожала, и даже самый мелкий трепет ее тела прошел сквозь него, коснувшись струн его души. Чего он добивался, почему не отодвинулся, почему не знал, что обнимать кого-то может быть так приятно?
Подул легкий ветерок и смахнул с деревьев плюмерии белые лепестки, словно капли дождя или снежинки. Они медленно закружились, затанцевали на волнах нежного аромата, и в их потоке девушка повернула голову и посмотрела на него.
Ее карие глаза казались такими большими на солнечном свете, она почти не дышала, розовые губы слегка приоткрылись.
Тогда все его естество захлестнуло дурным любопытством, страстным желанием узнать, будут ли эти губы на вкус такими же, как пудинг, который они недавно съели.
Аларик наклонился. Он убрал пальцы с шеи Таласин и провел ими вдоль линии ее подбородка, мягко направляя тот вверх. Она охотно подчинилась, расслабившись у него на груди, склонив голову так, что ее губы вдруг оказались как никогда прежде близко к его губам. Лепестки кружились возле них, его сердце трепетало, он сильнее склонил голову, чтобы преодолеть то незначительное расстояние, что оставалось между ними. Ее веки слегка опустились. Она ждала.
– Прошу прощения…
Аларик и Таласин отскочили друг от друга. Оба даже не заметили, как пришел Севраим.
– Чего тебе? – зарычал на своего легионера Аларик.
– Ужасно не хотел мешать… – Севраим, казалось, и правда смутился, вежливо смотря куда угодно, но только не на двух королевских особ. – Но ко мне только что подошла придворная дама лахис’ки и сообщила, что его величеству и ее светлости пора готовиться к банкету.
Глава двадцать вторая