Они вернули ложки и пустые чаши торговцу пудингом. Высокое послеполуденное солнце палило на известняковые утесы и смягчалось свежим, бодрящим ветерком, что веял с Вечного моря вдалеке. И под влиянием момента – какого-то внезапного порыва провести день не в четырех стенах дворца – Таласин спросила Аларика:
– Хочешь сегодня потренироваться здесь?
Он пожал плечами. Его мягкая и пухлая нижняя губа блестела от остатков сиропа, и пристальный взгляд девушки слишком надолго задержался на ней.
– Где вам будет угодно, лахис’ка.
Аларик все еще ощущал вкус тростникового сахара на языке. Таласин повела его к роще плюмерий, которая покрывала пространство между южной стеной дворца и краем известняковых утесов. В Кесатхе тоже росли плюмерии, но по цвету они обычно были ближе к фуксиям. Ненаварский же сорт пестрил зелеными листьями, а сами цветки были сияюще белыми, как фасад Купола Небес, с желтыми крапинками в форме звездочек в сердцевине.
Севраим и лахис-дало остались у входа в рощу, а Аларик и Таласин пошли вглубь. Деревья росли близко друг к другу, достаточно тесно, чтобы их округлые кроны скрывали двух эфиромантов от взглядов из окон или патруля.
Аларик был рад больше не ощущать на себе пытливые взгляды любопытных ненаварцев, но что-то все еще отяжеляло разум с самого утра. Как только они с Таласин приняли позы для медитации на траве под плюмериями, мысль вырвалась сама собой.
– Тебя что-то беспокоит? – спросил он, и это был второй случай за несколько дней, когда он пожалел, что задал вопрос не подумав.
Таласин, сидевшая в окружении деревьев, листвы и белых цветов, взглянула на него так, будто он сошел с ума.
Возможно, так оно и было.
– По-моему, ты за все утро на переговорах и слова не сказала, – пояснил молодой человек. – Да и в моем обществе тебе обычно есть что сказать, и немало.
Таласин усмехнулась и открыла рот, затем замерла, как будто что-то вспомнила. После чего наконец ответила:
– Давай сосредоточимся на тренировке.
Она вела себя так, словно была солдатом, которому скомандовали отступить. Или, возможно, она дала себе эту команду
– Хорошо, – согласился он. – Сегодня вернемся к основам. Я научу тебя нескольким дыхательным упражнениям Кованных Тенью. У Ткачей Света принцип должен быть примерно таким же. – Он не хотел признавать, что у него есть что-то общее с этим типом эфиромантов, но некоторые истины было бессмысленно отрицать. – Способность к эфиромантии исходит из центра в душе человека, подобного месту силы, где тонка граница между материальным миром и эфирным пространством. Поняв, как позволить ей правильно разливаться по телу, ты сможешь открыть в себе скрытые, менее податливые магические способности.
В течение следующего часа Аларик обучал Таласин сидячей медитации. Он научил ее задерживать воздух в легких и медленно, мерно выдыхать. Рассказал, как собрать его в животе, вытолкнуть через нос и спрятать под язык. Как позволить Светополотну нарастать и расширяться на пике своей силы, заполняя пространство между плотью и душой.
Девушка быстро научилась повторять позы своего учителя, напрягать и расслаблять грудную клетку, живот и спину, но было очевидно, что у нее имеются проблемы с тем, чтобы надолго освобождать сознание, дабы практика возымела полноценный эффект. Она была неусидчивой, ее пылкую фигурку колотило от нервной энергии, и Аларик хотел было ненадолго оставить ее одну, потому что, возможно, без него ей удалось бы лучше сосредоточиться. Но он этого не сделал. Он остался на месте. В кои-то веки день, проведенный под голубым полуденным небом, не был таким зверски жарким благодаря приятному ветерку, игравшему цветами плюмерии. В просветах между деревьями на несколько километров ниже виднелся город Эскайя с его золотыми башнями и бронзовыми флюгерами. Аларик был готов признать, что это практически расслабляло: сидеть здесь, среди листьев и травы, в уединении от остального дворца, на столь огромной высоте. Никакие политические игры не могли тебя здесь достать, никаких призраков войн прошлого или предвестников будущих. Только они, дыхание и магия.
«Мог бы я так жить?» – поймал себя Аларик на праздной мысли. Не будь трона, который ему нужно было унаследовать, если бы штормовики так и остались несбыточной мечтой его деда, был бы он доволен такой безмятежной жизнью, каждый день окруженный незатейливыми природными пейзажам?
Чувствовал бы он себя так же хорошо, если бы не повстречал ее?
Ну и странная мысль. Очевидно ведь, что его жизнь, какой бы она ни была, оказалась бы проще без нее. Таласин – при всей своей колючести, с этим лицом, на котором почему-то всегда задерживался его взгляд, – была керамическим снарядом, брошенным в его тщательно продуманные планы.