Боюсь я, что поздно свобода придет... Растает на реках расколотый лед, раскроют ворота и скажут: — Иди!И счастье и слава твои впереди... Приду я в Россию. Утихла гроза. Навстречу мне женка, прищурит глаза: — Здорово, соколик! Здорово, мой свет! А где ты, соколик, шатался сто лет? Друзья твои прямо прошли сквозь войну и кровью своей отстояли страну. Им вечная слава, почет без конца, а ты, как бродяга, стоишь у крыльца... Обижусь на женку, как сыч, загрущу, по старым квартирам друзей поищу.— Ни за что, ни про что попал я в беду, откройте, ребята, я еле бреду.В груди пересохло, и в горле печет...Но вижу в друзьях я большой недочет. Растут незабудки на бровках могил.А я вас, ребята, как братьев любил.До синих цветов припаду головой. а мертвые спросят: — Зачем ты живой? Ты, видно, в боях не стоял до конца, что сердце свое уберег от свинца? Стучит твое сердце набатом в груди, оставь нас, товарищ... Прощай и иди!.. Повсюду, повсюду бушует молва, как немцев грозою разила Москва, горел Севастополь и Киев страдал.Шумят, вспоминая бои, города...Гудят города день и ночь напролет,В ожогах и ранах пирует народ.Отставив винтовки, надев ордена, бойцы отдыхают за чаркой вина.Мне скажут: — Куда ты идешь, нелюдим? Садись-ка за стол, посидим — подымим. Ты выпей вина да похвастай, где был, незваных гостей по-хозяйски ли бил? Иль с неба, иль с тылу, иль запросто в лоб заморскую сволочь вгонял ты во гроб?.. ...Мне пир как похмелье, минута что год, и хлеб словно камень, и хмель не берет...И думать нельзя, и не думать нельзя... Прости меня, женка, простите, друзья!У дальнего моря я долю кляну, что в горькой разлуке живу я в войну, что в первой цепи не шагаю в бою и люди не знают про доблесть мою.1942