Романченок потряс руку Дубенко, потом по очереди Тургаеву, Рамодану, Угрюмову, Данилину, мастерам, рабочим. Десятки заскорузлых рук потянулись к нему. Он радостно пожимал их. Это его товарищи по борьбе, он понимает и разделяет их чувства. Виктория тоже высвободила руку из неуклюжей варежки и тихо сказала:
— Поздравляю.
— Спасибо, Виктория.
— Не так крепко,— вскрикнула она и подула на руку,— вы мне руку оторвали.
— Прошу прощения, не рассчитал, Виктория.
Она отошла от них, ее окружили рабочие. Угрюмов приблизился к Дубенко, ласково поглядел на него и просто сказал:
— Поздравляю.
— Спасибо.
— Поздравляю тоже.— Кунгурцев вопросительно посмотрел на Дубенко: — Но как с горняками? Вы обещали послать машину над поселком и шахтами.
— Я обещал сделать это между двумя сменами?
— Да.
— Будет сделано... Придется снова вам полетать, Романченок.
— Есть. Давно не ходил, соскучился.— Обратился к бортмеханику: — Левая нога чуть-чуть заедает. Может быть, застыла смазка, а может быть, нужно что там ослабить.
— Будет все нормально, товарищ капитан.— Бортмеханик пошел к машине, унося с собой парашют Романченка.
Возле самолета копошились черные фигурки людей, особенно выделяющиеся на его белом фоне. Еле заметное струйчатое облачко колебалось над машиной — она остывала. Хвост уже засахаривался инеем.
— Завтра дадим восемь,— сказал Дубенко,— а потом... будем доводить суточный выпуск до пятнадцати машин.
— Начнется обыденная кропотливая жизнь, Богдан Петрович,— сказал Угрюмов.
— Обыденная, кропотливая,— повторил Дубенко.— А все-таки эти будни принесут праздник победы...
Глава не последняя
Дубенко стоял на высоком угорье. Рядом с ним, прижавшись к его плечу, притихшая, похудевшая Валя. Снег не рассыпался под ногами. Он слежался и где-то внизу, ближе к земле, стал совсем влажным. Венок сизой тайги окаймлял гористые горизонты, и над тайгой в западной стороне поднялись перистые облачные тучи, подсвеченные солнцем. Может, это отражение недавнего северного сияния, может, фантастические отблески далеких сражений!
Город разбросался черными домами, поселками шахт по всем склонам трудолюбивых
Уральских гор. Дома казались обгорелыми — следы постоянного угольного дыма; и сейчас над городом повис туман. Но здесь, на взгорье, сияли снега, воздух был чист, и можно было дышать всей грудью.
По тропинке, протоптанной шахтерами, бежали школьники, размахивая сумками. Они были плохо одеты, но краснощеки, курносы и веселы. Они были счастливы, эти уральские дети, они не видели близко войны. Но перед глазами Богдана вставал снимок в «Правде», оттуда с безмолвным укором смотрела на него Сима Малкина — девочка, изуродованная современными компрачикосами. Ты будешь отомщена, девочка, познавшая трагическую сущность войны и разбойничью жестокость вооруженных пришельцев!
Рев мотора и снежная пыль. Дубенко снял шапку и помахал, хотя его, конечно, никто не мог увидеть сверху. С аэродромного поля плавно появилась машина с приподнятыми крыльями — бронированный, невозмутимый штурмовик. Самолет пронесся, оставляя след отработанного газа и клубчатый вихрик разбитого винтами воздуха.
— Романченок?— спросила Валя.
— Романченок! Его машина!
Когда-то Романченок сбил первый «юнкерс» в отмщение за нападение на беззащитный поселок белых коттеджей. С тех пор прошло не так уж много времени. Воздушный офицер Романченок продолжает мстить врагу отсюда, от каменной гряды великого Уральского хребта. Битва идет, и звезды, которые блеснули на серебристых крыльях машины, сияют и отсюда, с востока...
РУЧЬЕВ Б. А.
Ручьев Борис Александрович (Кривощеков, 1913—1973) — русский советский поэт.
Родился в станице Еткульской (Челябинская область) в семье учителя.
Первые стихи напечатал в 1928 году в газете «Красный Курган». Осенью 1930 года Борис Ручьев и его друг Михаил Люгарин едут в Москву, чтобы предложить редакции свои рукописи. Получив обстоятельный критический разбор стихов, решают из столицы домой не возвращаться и завербовываются на строительство Магнитогорского металлургического комбината.
На Магнитострое Ручьев работает землекопом, плотником, бетонщиком, посещает занятия литературной группы «Буксир» при редакции «Магнитогорского рабочего».
В эти годы стихи Ручьева часто печатаются на страницах уральских газет и журналов. А в 1933 году в Свердловске выходит первая книжка поэта — «Вторая родина». Успех ее был большим, и она вскоре была переиздана в Москве. Высоко оценила книгу газета «Правда»: «Это песнь о героизме строительных будней, о второй родине синеглазого деревенского парнишки, о распаде «артелок» и рождении ударных бригад, об экскаваторах и лесах, о людях, переплавляющихся в борьбе. Это лучшее из всей поэтической литературы, написанной о Магнитострое».
В 1934 году Борис Александрович Ручьев представляет литературный Урал на Первом всесоюзном съезде советских писателей.
В том же году в журнале «Красная новь» опубликована первая поэма Ручьева — «Песня о страданиях подруги». Большой удачей явились циклы стихов «Открытие мира» и «Соловьиная пора».