Урал грозный

Романченок покинул Шевкопляса и Лоба. Он должен узнать мнение военных представителей — приемщиков. Как кому, а Романченку лететь первому, и он не хотел бы попасть впросак.

Шевкопляс беседовал с мастером, которого он знал еще «оттуда».

— Полетит, Матвей Карпович?

— Определенно, Иван Иванович.

— Как в аптеке на весах, так?

— Точно, Иван Иванович.

— Как будто и не трогались с Украины?

— М-да,— мастер глубоко вздохнул,— как будто и не трогались с Украины, Иван Иванович.

— Поживем — увидим.

— За этой машиной остальные пойдут, как цыплята, Иван Иванович.

— Нехай так. Нужны машины такие дозарезу, Матвей Карпович. Читал Сталина? Чтобы свести к нулю превосходство немцев в танках, нужно увеличить производство противотанковых самолетов, понял? Он твои самолеты поставил первыми, понял?

— Понял, Иван Иванович.

— То-то же...

— Если моторы вовремя подбросят, стаями будем выпускать.

— Очень правильно все понял, браток. Нужны именно стаи. Наш рабочий класс золотую кубышку таскает на плечах...

Военный представитель подписал предъявление. Начальник сборочного цеха махнул рукой. Команда, стоящая у дверей ангара, налегла на створки и с трудом раздвинула их. Пахнуло холодом. Впереди открылось укатанное поле. От домика летно-испытательной станции подходили Угрюмов, Дубенко, Рамодан, Тургаев и Кунгурцев. Немного погодя вышел Лоб. Заложив руки в «карманы-молнии», стоял, покачиваясь и сплевывая. Он, вероятно, успел уже «клюнуть».

— Давайте,— скомандовал Дубенко, посматривая на часы.

Рабочие взяли машину за крылья и покатили из цеха. Романченок, покрикивая, помог «выправить» хвост. Виктория, работавшая в бригаде по монтажу электропроводки, позвала его. Романченок подошел к ней, смущаясь, подал руку.

— Не мое дело всем этим заниматься, Виктория.

— А занимаетесь.

— Горячка... Суета...

— Мне боязно... вам первому лететь.

— Ерунда.— Он благодарно взглянул на нее, ему было приятно, что Виктория тоже волнуется.

К самолету подъехал бензозаправщик. Протянулись шланги-пистолеты. Баки наполнили бензином. Приблизился шумящий форсункой и размахивающий веником дыма и пара водомаслозаправщик. Самолет перешел в распоряжение бортмеханика, плотного человека с насупленными бровями. Бортмеханик проверил герметичность маслобензосистемы, закрыл капоты. Бортмеханик отвечал за подготовку самолета к выпуску и поэтому был придирчив. Он поторопил бригадира по обработке винтомоторной группы, назвал его «зайчишкой» и полез в кабинку. Вскоре закрутился винт, и воздух наполнился ревом. Бортмеханик пробовал его на разных режимах. От гула, стоявшего на аэродроме, звенело в ушах. Потом бортмеханик выскочил на снег и снова откапотил мотор, проверяя, нет ли течи бензина и масла во время тряски.

— Ну, как? — спросил Романченок, начинавший уже терять терпение.

— Все нормально, товарищ капитан.

— Распоряжайтесь дальше.

Выдавливая отчетливые следы, подошел гусеничный тягач. Прикрепили трос к стойке шасси, и тягач спокойно потащил самолет к «Красной черте». Люди продолжали поддерживать самолет за крылья. Казалось, что его еще только учат ходить.

— Разрешите, товарищ директор?— спросил Романченок у Дубенко.

— Давайте.

Романченок надел парашют и поднялся в кабину. Через несколько секунд бортмеханик помахал меховыми крагами, и люди отскочили от машины. Романченок дал рабочие обороты мотору, винт завертелся. Издали он был похож на блестящий прозрачный круг. Машина покатилась, покатилась и, наконец, оторвалась от снега.

— По газам! — прохрипел Лоб.

— Пошла,— спокойно произнес Дубенко, провожая глазами белую машину.

— Пошла,— сказал бортмеханик и пожевал губами.

— Видите, как все просто, а сколько тревог,— заметил Угрюмов.

— Тревог было много,— сказал Рамодан.

— От этого и движение жизни,— неожиданно высказался бортмеханик.

Романченок делал развороты, стараясь держаться невдалеке от аэродрома, но вот он круто повернул, положив машину под большим углом, и полетел по направлению к тайге. Гул мотора стал слабее. Угрюмов сделал шаг вперед, он внимательно следил за полетом. Романченок пронесся над ним, то убирая, то выпуская шасси. Из окон корпусов, со двора, от станции махали шапками люди. Им нипочем этот свирепый уральский мороз, они радуются своей победе.

— Романченок!

— Пошел!

— Давай, крой!

— Есть машина!

Романченок сел точно на укатанную полосу аэродрома.

Баллоны прикоснулись, взлетели радужные от солнца столбики снега, постепенно затух винт, машина остановилась. Летчик выпрыгнул и пошел к Дубенко, неуклюжий в своей пилотской одежде, оставляя на снегу следы от меховых унт. Еще на ходу снял краги и поднял вверх палец.

— Все нормально, товарищи!

— Как ни болела, хорошо померла, так? — пошутил Шевкопляс.— Надеюсь, скоро получим полк для энского флота? Так, Богдане?

— Пожалуй, что так, Иван Иванович.

— Ну и добре. А то как у вас ни хорошо, а на Чефе лучше...

Романченок подошел, держа под мышкой краги и шлем. Волосы его вспотели, и от них шел пар.

— Теперь мне приходится за вами ухаживать,— Дубенко натянул шлем ему на голову,— простынете.

— Пустяки. Пошла первая машина...

— Благодарю вас, Романченок.