Уральский самоцвет

Почему даже в расцвете своих сил Роберт Фишер находился в состоянии смятения, растерянности и страха, вынужденный буквально отбиваться от преследующих его беспардонных репортеров? Почему его бросили друзья-гроссмейстеры, сподвижники по религии, все те, кто несколько лет назад пытался выдавать себя за сторонников нового чемпиона мира, безмерно воспевая его несравненный шахматный талант? Почему, наконец, вершители шахматных судеб США, не говоря уже о падких до сенсаций газет, не скрывают ныне своей досады, в любую минуту готовы вылить на голову непослушного шахматного одиночки новую порцию помоев?

Невольно приходят в голову исторические параллели. Три великих шахматиста мирового значения жили в течение последнего столетия в Соединенных Штатах Америки. И какова их судьба? Легендарный Пол Морфи, блеснувший метеором в прошлом веке, покоривший во время своего визита всю Европу блеском комбинаций, в конце концов разочаровался в жизни и в шахматах и провел последние дни в состоянии психической депрессии. Аналогичная судьба ждала непокорного Вильгельма Стейница — первого официального чемпиона мира, создателя современной шахматной теории. Проживая последние годы в США, великий шахматный король умер также в доме призрения для слабоумных. Может быть, есть что-то органически страшное, порочное в царстве преклонения перед золотом и безразличия к окружающим, в мире враждующих одиночек, ради собственных выгод готовых перегрызть горло ближнему своему? Не надо преувеличивать, скажет читатель-резонер, но разве не придут вам в голову именно такие мысли, когда вы закончите читать эту главу, когда ознакомитесь с той бездной грязи и клеветы, безразличия и злобности, в которой жил и проживает сейчас нелегкий по характеру, несговорчивый, но редкостно талантливый шахматист, страдающий и от тягот гнета окружающей обстановки, и от неуживчивости собственного капризного характера, выработанного — увы! — все в том же мире угнетающей человека бесконтрольной власти золота.

Проследим сравнительно короткие, но полные хороших и плохих событий жизненные пути двух выдающихся гроссмейстеров современности — Анатолия Карпова и Роберта Фишера.

Анатолий родился в слаженной, высококультурной семье, его с детства окружала любовь родителей, за каждым его шагом наблюдали преданные, выдержанные и умные воспитатели. Терпеливо и заботливо развивали они в мальчике нужные и самые ценные для жизни качества: прежде всего любовь к познанию, самодисциплину, умение держать свое слово. Когда юного Толю охватила безудержная страсть к шахматам, полезное увлечение сразу же попало под контроль семьи. А не повлияет ли это на его учебу в школе? Только бы не допустить односторонности в развитии сына, кособокости. Разве не знаем мы о печальных случаях раннего возведения детей в ранг «шахматных гениев», быстрее всего ведущего к их скорому закату.

Когда мальчик попал в златоустовскую школу № 3 и одновременно стал посещать по вечерам шахматный клуб металлургов, то и здесь он встретил теплый прием, истинную любовь и заботу, внимательное наблюдение со стороны взрослых. И первая учительница Толи Нина Павловна Козицына, и руководители кружка клуба металлургов в Златоусте Алексей Пак и Дмитрий Зюляркин, равно как и последующие воспитатели шахматных качеств молодого уральца, все были к нему крайне внимательны, и, главное, все обладали высокими моральными качествами, устремляя помыслы малыша к достижениям в науке, искусстве, шахматном творчестве.

Обстановка детства Роберта Фишера была разительно отличной от семейной жизни Карпова. Отец бросил Бобби и его сестру Джоан, когда малышу исполнилось всего два года. Видимо, недостаточно уделяла внимания детям и мать Регина, во всяком случае, нельзя утверждать с категоричностью, что ее пешие переходы через континенты способствовали воспитанию сына.

— Дети, растущие без родителей, становятся волками, — скажет потом Бобби Фишер.

Совершенно иной была и среда, в которую попал юный Роберт, когда он стал делать свои уверенные самостоятельные шаги в раннем шахматном детстве. Нет, не призыв к высшим идеалам услыхал он от окружавших взрослых, не советы осваивать тайны шахматного искусства, творчески стремиться ввысь, создавать в шахматах содержательные произведения. Нет, совсем иное слыхал он почти с пеленок.

В 1958 году на аэродроме в Будапеште мой шахматный друг Тибор Флориан прочел мне письмо, сочиненное, скорее всего, кем-то из взрослого окружения Фишера.