Уральское эхо

– Заткнись! – тихо сказал статский советник и сжал голову руками. Опять на него охотятся… В первый раз это было в Варшаве много лет назад[50]. Потом, в последнее лихолетье, заимел зуб на него маньяк Варешкин. Неприятно, когда живешь, ходишь по улицам, садишься на извозчика, угощаешься в ресторане – и знаешь, что на мушке. Тошно, под ложечкой сосет, руки потеют. Ноги ватные… Эх, Шишок, Шишок. Тягаться со мной решил? Ну, попробуй.

Тут Алексей Николаевич вспомнил, как в их первую встречу бандит сказал: если такой человек, как я, решил кого-то убить, он это сделает. У сыщика даже спина зачесалась. Ведь действительно защиты нет. Великих князей и министров взорвали, а там охраны было немерено. И не уберегла охрана. А уж чиновника в пятом классе…

Усилием воли Лыков отогнал страх:

– Сергей, объявляю всеобщую мобилизацию. Дело серьезное. Ходим на цырлах, глаза навыкате. Понял? В том смысле, что держимся настороже. Глядим в оба! Ты отвечаешь за мою спину, я за твою. И пробуем выяснить, что это за Корявый такой выискался на наши головы.

Помощник похлопал себя по боку:

– Я без шпалера теперь даже в отхожее Департамента полиции не пойду. И вам не советую.

– Согласен, – ответил Лыков. Он открыл стол, пошарил там и извлек браунинг.

– Черт, я его не почистил с тех пор, как брали Двоедана. И обойму не сменил.

– Вот! И от бандитов бывает польза, – съязвил грек. – Затем…

Он сделал паузу, как актер школы Станиславского, и продолжил:

– … надо взять напрокат парочку панцирей. Не возражаете?

– Возражаю. От них летом жарко, а зимой холодно. И движения они сковывают, что бы ни говорил Владислав Францевич[51]. Так что себе возьми, а мне не надо.

– Ой ли? А ежели подумать? – пробовал настаивать Азвестопуло.

– Лауниц[52] тоже носил броню под мундиром, и что? Террорист застрелил его в затылок.

– Обскурант, – обозвал шефа коллежский асессор. – Хуже – филистер. Я себе возьму, назло вам, ваше высокородие. Что мы еще делаем, кроме как держим ушки на макушке?

– Ты иди в картотеки. Прочеши все подряд. Начни с нашей и будь готов обшарить другие. Помнишь, как разыскали Двоедана? В Москве у Кошко. Копай на сажень, ищи все, что есть про Корявого.

– А вы?

– Я? – задумался на секунду статский советник. – Я поеду в Литовский замок. Буду наводить справки там.

Отбыв полгода в Петербургском исправительном отделении, Лыков завел там сильную агентуру. Сидевшие в кутузке фартовые знали, что тюремное начальство за ними приглядывает. Капорников время от времени разоблачали и убивали. Люди, завербованные Алексеем Николаевичем, относились к другому сорту. Их невозможно было заподозрить. Лучшим из осведомителей являлся банщик Искандер Гази Вали-хан. Наружно он едва понимал по-русски, и сидельцы говорили при нем откровенно на секретные темы, не боясь, что он их подслушает. На самом деле бакинский татарин знал четыре языка и все понимал. Вали-хан стал самым ценным агентом сыщика, поскольку баня в тюрьме – нечто вроде всесословного клуба. Но за минувшие полтора года Искандер успел освободиться. Вместо себя он оставил соотечественника, налетчика Мехмед-оглы по кличке Базалай. Тот был похуже – знал только три языка, но быстро вошел во вкус. Освед получал жалование из двух источников: ПСП платила ему пятерину в месяц, а Лыков добавлял еще столько же. Уже не раз подслушанные в бане разговоры помогали сыщикам предотвратить преступления. Ведь многие злодейства совершались на воле, а придумывались в тюрьме.

Приехав в арестантские роты, Алексей Николаевич сперва вызвал старшего надзирателя татебного отделения Заседателева. Этот человек тоже был у него на связи и получал два червонца в месяц, несмотря на то что числился на государственной службе[53]. Он поставлял Лыкову сведения о состоянии дел в самом опасном отделении Литовского замка. Как старший надзиратель, Иван Кирьянович знал много, но рассказывал не все. Сыщику приходилось с этим мириться.

– Приветствую! – статский советник подал служителю руку с зажатыми в ней двумя «красненькими». Тот сунул их в карман и вытянулся во фрунт:

– Здравия желаю, ваше высокородие!

– Распорядитесь, пожалуйста, насчет чая, есть разговор.

Заседателев как начальство занимал отдельную комнату, где и состоялась беседа. Лыков сказал, что ему нужно знать все о фартовом по кличке Корявый.

– Он сидит у нас в замке? – первым делом спросил освед.

– Увы, не тот случай. Стервец где-то гуляет, здесь, в Петербурге. Я знаю лишь кличку и то, что он убийца.

– Корявый… – повторил Заседателев. – Никогда не слышал. Беру в работу.

Оба понимали, что если где и наводить справки о гайменнике, то именно в татебном отделении – там сидят особо опасные арестанты.

– А теперь проводите меня в баню.