Уральское эхо

Лыков накинул плащ тюремной стражи, натянул фуражку с кокардой низко на лоб и отправился в сопровождении старшего надзирателя в подвал корпуса, что шел по Тюремному переулку. Заседателев остался в коридоре, а сыщик быстро переговорил с Базалаем. Тот, как и старший надзиратель, отделался полным незнанием. Кличка вроде бы заурядная, корявых арестантов пруд пруди. Но все мелочь, воришки да грабители. Разбойника освед припомнить не смог и тоже взял задание в работу.

Уже вечером Алексей Николаевич получил первые сведения о новом противнике. Левиков услышал от Азвестопуло про загадочного убивца и сказал:

– Есть такой. Из Харбина к нам приехал. Однако сыскная полиция располагает, по сути, лишь слухами. Сам парень нам не попадался.

– Давайте слухи, – потребовал Сергей. И записал то немногое, что люди с Офицерской знали о Корявом. Согласно этим сведениям, ему лет сорок или чуть больше. Специальность – убийства на заказ. Опасный, владеет всеми видами оружия, меняет внешность. Умеет мастерить ручные бомбы! Особая примета – рябое лицо, но он обучен гримироваться. Судя по всему, навыки убийца получил и развил в Харбине, где служил в охранной страже КВЖД. Чины этой стражи имели большой опыт схваток с хунхузами.

Сведения были поверхностные и радости не прибавляли. Лыков с Азвестопуло в январе вернулись с Дальнего Востока, где насмотрелись на тамошние порядки. Черт ногу сломит! Японская разведка, корейские партизаны, китайские контрабандисты, хунхузы, русские головорезы, дикая золотодобыча, незаконное выращивание опиума и женьшеня, война монголов с китайцами, триады, германский шпионаж… Человек, закаленный в таком горниле, действительно представлял большую опасность.

Однако долго думать над новой проблемой сыщику не дали. Он пришел домой, взялся за газеты, как вдруг затрещал эриксон. Статский советник снял трубку и услышал голос ротмистра Штера, адъютанта Джунковского по Отдельному корпусу жандармов:

– Алексей Николаевич, добрый вечер. Генерал вас вызывает, срочно.

– Добрый вечер, Николай Петрович. Куда явиться, к вам на Фурштатскую?

Джунковский занимал две должности: товарища министра внутренних дел и командира ОКЖ. Соответственно он имел две приемных – одну на Фонтанке, 16, а вторую на Фурштатской, 40.

– Да. Авто за вами выслано, поторопитесь, пожалуйста.

Лыков вышел к подъезду. Там уже фырчал «ландоле», у шофера под кожаной курткой виднелся серо-голубой жандармский мундир. Через четверть часа сыщик входил в квартиру генерала, где он оказался впервые.

Джунковский встретил гостя неприятной фальшивой улыбкой:

– Ну вот, Алексей Николаевич, пришло время отдать должок за вашего помощника. Надеюсь, не забыли о нем.

– Не забыл.

– Тогда начнем разговор.

Генерал сел, теперь он смотрел серьезно, даже сурово:

– Что вы знаете о Лбове?

– О разбойнике Александре Михайловиче Лбове?

– Да.

– Его повесили. Сколь помнится, в ночь с первого на второе мая тысяча девятьсот восьмого года во дворе Вятской губернской тюрьмы.

Жандарм стал топорщить усы:

– Откуда такая осведомленность? Даже день казни помните.

– Меня командировал в Пермь директор Департамента полиции, чтобы я дал оценку деятельности тамошнего полицмейстера Церешкевича.

– И как оценили?

– Так, что он все еще на должности, – коротко ответил статский советник.

– Говорят, что он живет не по средствам, – заявил генерал. – И входит в «компанию алкоголиков», как они сами себя называют.

– Николай Николаевич помогает пермским конезаводчикам продавать лошадей. Получает за это куртажные. Закон не запрещает. А «компания алкоголиков» – это просто группа чиновников, которые вместе проводят вечера. Церешкевич – веселый и приветливый человек, всеобщий любимец и происходит из старинной дворянской семьи.

– Хм. Понятно. Поручение, которое я хочу вам дать, касается именно Лбова. Он уже шестой год как горит в аду. Но остались его приспешники, недобитки. И остался его клад.

– Клад? – Лыкову показалось, что он ослышался.

– Да, награбленные им сокровища. Их ведь так и не нашли. Атаман на следствии их не выдал, его вздернули, а казна его осталась. И сейчас, согласно сведениям, полученным нами секретным путем, товарищи Лбова хотят использовать ее для цареубийства.

Стало слышно, как в кабинете тикают напольные часы и муха стучится в стеклянный рожок настенника[54]. Лыков обдумал услышанное и спросил:

– Сведения проверенные?

– Мне говорят, что да.

– Кто говорит?

– Начальник Петербургского охранного отделения полковник фон Коттен и его коллега из Вятки полковник Комиссаров.

– Фон Коттен – выдающийся офицер, – с уважением отозвался о питерце сыщик. – Второй – человек ненадежный, но, если Михаил Фридрихович так утверждает, к сообщению надо относиться серьезно.

Он знал, что Джунковский невзлюбил фон Коттена и всеми правдами и неправдами стремится отчислить его от должности. Если бы не помощь градоначальника, генерал-майор уже давно бы съел полковника. Вот и сейчас, услышав такую аттестацию из уст подчиненного, Джунковский поморщился: