Уральское эхо

Алексей Николаевич, изучив протоколы допросов Лбова и его сообщников, нашел много противоречий. Ему стало очевидно, например, что ни о каких двух миллионах бандитской казны не может быть и речи. За все время грабежей в руки атамана попало около двухсот тысяч рублей. Он лично и безотчетно распоряжался деньгами. Много тратил на содержание отряда, на закупку оружия, помогал столичным эсерам, щедро одаривал местных бедняков. Атаман требовал, чтобы у каждого из партизан были при себе деньги, на случай если придется откупаться от полиции. Но это два-три червонца, не более. Оружие стоило дорого, в банде якобы имелись даже пулемет и загадочный дробомет. Боевики, счет которым шел на десятки, проедали всю добычу. Одного только сахара полиция обнаружила потом в лесах более двадцати пудов. Так что расходы на банду составляли значительные суммы. На Верхотурских приисках лбовцам удалось захватить золотой и платиновый песок. Может, там были миллионы? Вряд ли: такую тяжесть партизанам таскать несподручно, особенно когда за ними гонятся.

История с песком и самородками оставалась темной. Самого Лбова постарались побыстрее повесить. Судьи не стали копаться в его мутном прошлом, а казнили за убийство стражника. В том числе обошли молчанием и спрятанную казну атамана.

Начальник Вятской тюрьмы Смирнов сумел разговорить важного арестанта. Тот надиктовал ему целую исповедь – и ни слова не сказал о деньгах.

Двум подельникам Лбова на допросах в жандармском управлении задали вопрос про лесной клад. Близкий к Длинному рабочий ППЗ Василий Семов ответил, что клад есть, и очень большой, но местонахождение его знает один лишь атаман. Семова повесили в 1908 году. Второй человек в отряде, Михаил Гресь, он же Гром, тоже подтвердил наличие бандитской кассы. Но выдавать ее отказался. Алексей Николаевич заметил странную вещь: показания обоих допрашиваемых как будто вписали позже. Их слова помещались внизу страницы, и цвет чернил немного отличался. Сыщик опять почувствовал какой-то подвох. Но не могли же голубые мундиры подделать протоколы!

Третьим, кто упомянул казну, был Дмитрий Худорожков. Он возглавлял ту группу боевиков, которая отделилась от Лбова после ограбления золото-платиновых приисков. Атаман отказался делиться, ребята обиделись и пошли разбойничать самостоятельно. Их быстро взяли, Худорожков тут же выдал всех. На допросе бандит сказал: казна имеется, денег там куры не клюют, а Шурка Длинный никого к ней не допускает.

Взять бы его сейчас и передопросить, подумал Алексей Николаевич. Но это было невозможно. В деле имелась справка, что Худорожкова застрелили в Мотовилихе 2 сентября 1907 года за предательство.

Особенно загадочной выглядела смерть Греся. Он получил пятнадцать лет каторги – обвинение проявило удивительный гуманизм. Уж крови на питерце было немерено… Для отбытия наказания его этапировали в Нижнюю Туру, в Николаевские арестантские роты. Тут начались странности. Во-первых, губернатор Болотов не стал дожидаться конвойной команды, а приказал отослать боевика в Нижнюю Туру немедленно. Почему такая спешка? Во-вторых, для охраны арестанта назначили помощника пристава пермской полиции и шесть ингушей. В-третьих, они сели не в арестантский вагон, где конвой отделен решеткой, а в общий. Который выбил у железной дороги все тот же губернатор. В-четвертых, в пути с опаснейшего преступника почему-то сняли ручные кандалы. И в‐пятых, пристав с расстегнутой кобурой сел рядом с Гресем. Чудеса, да и только…

Гром ехал в тюрьму не один, а с попутчиком – подследственным Смеховым. Когда стемнело, на станции Сылва боевик напал на пристава, выхватил у него из кобуры наган и даже сумел один раз из него выстрелить. Пуля пробила на полицейском шинель. Смехов выскочил было из вагона на площадку, но стоявший там на страже ингуш втолкнул его обратно. Начальник конвоя оторвался от Греся и приказал стрелять. В результате оба арестанта были убиты: Смехову единственная пуля угодила в голову, а в Громе их потом насчитали шесть.

Дознания чрезвычайного происшествия никто не проводил. Помощник пристава написал рапорт, убитых закопали возле полотна железной дороги. Оставшиеся от них вещи оценили в 6 рублей 10 копеек и передали в доход казны. И все!

Сыщик недолго ломал голову над странностями дознания. Разгадка лежала на поверхности. Прокурор не сумел «натянуть» Греся на высшую меру, и его решили кончить при попытке к бегству. И правильно сделали.

Но в итоге всех этих поисков Лыков остался без улик. Про бандитскую кассу упомянули лишь трое из десятков осужденных. И все трое мертвы. Где же деньги? Лежат зарытые под сосной в окрестностях Мотовилихи? Спрятаны в Вятке? Попали в руки эсеров и сейчас на них закупают бомбы и револьверы, чтобы убить царя? Вопросы на этом не кончались. Почему начальство посылает статского советника не в Пермь, где все концы, а в Екатеринбург? Какую агентурную информацию получили жандармы?