Уральское эхо

Из других купе стали высовываться пассажиры в дезабилье. Сыщики связали пленного его собственным ремешком и оттащили к Сергею. Обыскали и нашли только запасные обоймы. Ни документов, ни других подсказок. Бандит очнулся и заскрипел зубами. Коллежский асессор с размаху двинул его в челюсть:

– Говори, кто тебя послал?

– Да пошел ты!

В купе заглянул кондуктор:

– Господа, что тут происходит? Вы кто?

Лыков вышел в коридор, показал билет:

– Нападение на чинов Департамента полиции. В соседнем вагоне лежит покойник. Надо его убрать и на ближайшей станции вызвать жандарма.

– Слушаюсь!

Тут только Азвестопуло сообразил:

– На вас тоже напали?

– Да. Одного я положил, а второй успел спрыгнуть с поезда. Это был Корявый. Боюсь, я в него ни разу не попал.

Сергей повел себя неожиданно – развернулся и снова заехал пленнику по физиономии:

– Мразь! Ты еще и Лыкова хотел кончить? Да где тебе, бабуин!

Статский советник почувствовал знакомую тяжесть во всем теле. Опять он был на волосок от смерти… Господи, когда же это кончится?

Лыков нагнулся и сказал:

– Кто ж так бьет? Смотри, как надо.

И жахнул от души, вложив в удар всю накопившуюся злость.

На вокзале поезд встречали жандармы, полицейские и труповозка. Лыкову представились полицмейстер Перми Церешкевич, адъютант ГЖУ ротмистр Круповский и старший чиновник особых поручений при губернаторе князь Ратьев. Азвестопуло наблюдал за этим издалека. Полковник Запасов неподалеку беседовал со своими – железнодорожными жандармами. Между ними и остальной частью корпуса имелась старинная неприязнь. «Чугунки»[65] получали жалование на треть больше обычных жандармов, агентуру не создавали, оперативную деятельность вели из рук вон плохо. Баловни судьбы! В последнее время их стали прижимать, особенно отличался в этом Джунковский. Но генерал-майор переоценил себя. Лобби «чугунков» было столь сильным, железнодорожные магнаты так их поддерживали, что неуемный реформатор начал отступаться.

Через три часа, выбритый и умывшийся, статский советник сидел в кабинете губернатора Кошко, родного брата начальника Московской сыскной полиции Аркадия Францевича. Иван Францевич с порога задал вопрос:

– Как так вышло, что вы устроили побоище сразу в двух вагонах? Или мне неправильно доложили?

– Сказали вам правду, просто нас было двое. Мой помощник коллежский асессор Азвестопуло бился в восьмом вагоне, а я в девятом.

– Но где ваш… ну, помощник?

Лыков объяснил:

– Сергей Манолович едет в Екатеринбург под чужим именем. Ему нельзя светиться на дебаркадере, жмуриков городовым сдавать… Мне тоже нельзя, но пришлось.

Кошко, болезненно худощавый, похожий на усталого польского повстанца, не унимался:

– А кто были эти люди, напавшие на вас? Бандиты или террористы?

– Бандиты, Иван Францевич. Сделали они это не случайно, целились именно в меня и помощника. Это наши дела, у вас своих хватает. Давайте о цели моей командировки.

Питерец огляделся. У окна расположился полицмейстер Перми губернский секретарь Церешкевич. Слева от него устроился начальник губернского жандармского управления подполковник Флоринский.

– Господа, а где начальник охранного отделения? Он нужен больше других.

– Я за него, – бодро доложил жандарм. – Городское отделение упразднили в девятом году. Оставили районное, но и его вот-вот прикроют. Заведую им я, по правде сказать – номинально.

Лыков только крякнул. Он знал, что его шеф Джунковский ополчился против РОО[66]. Но чтобы ликвидировать и то и другое…

– Насколько я понял, разбирая бумаги по Лбову, Мотовилихой занималось именно охранное, – начал он. – А губернское управление вело Пермь. Так?

– Так, – кивнул Флоринский. – Но если вы хотели найти здесь очевидцев, то не выйдет. По нашей линии, по жандармской. Только Николай Николаевич усидел с той поры.

Церешкевич был рослый красавец с огромными усами, торчащими в стороны на пол-аршина. Но сейчас он поежился:

– Да уж… Как вспомню, так и вздрогну. Слава Богу, все прошло.

Он хотел даже перекреститься, но поймал взгляд губернатора и передумал.

Алексей Николаевич расстроился:

– Жаль! Мне потребуется человек, который лично в те годы гонялся за атаманом и его людьми.

– Это надо Бурова позвать, – оживился полицмейстер. – Он служил приставом Пятого стана, что в Мотовилихе. Храбрый человек. Мы даже внедрили его в банду братьев Давыдовых.

– А где Буров сейчас?

– Помощником пристава во Второй части. Думаю сделать его начальником сыскного отделения.

– Устройте мне с ним встречу, – потребовал питерец.

– Не выйдет, – разочаровал статского советника губернский секретарь. – Он в командировке в Чердыни.

– Господа, – обратился ко всем сразу Лыков, – я здесь проездом, а осяду в Екатеринбурге. Но дело, которое мне поручено, тянется с лихолетья. Надо подчищать хвосты после Лбова и лбовщины. Те, кого не добили тогда, выползают вновь.

Собеседники молчали, каждый вспоминал свое. Церешкевич опять зябко повел широкими плечами:

– Да уж, лбовщина… Жуткое было время. Эхо от тех выстрелов до сих пор отзывается в горах. Такое вот уральское эхо…

Подполковник поддакнул: