Урамбо

Жгла бледной страстью мозг ее жрецов,

И как удары были их раздумья,

И превращались идолы в рабов.

Упорней всех со мной боролись люди,

Топтали толпы радостный посев.

Но я придумал тысячи орудий,

Чтоб усмирить их беспокойный гнев.

Бессильный зверь теперь пощады просит,

Покорный падает к моим ногам,

И каждый день он жертвы мне приносит,

Каких не приносил своим богам…

Я победил моря — во мне остались бури.

Я овладел огнем — огонь горит во мне.

Я выше гор и выше птиц в лазури,

Мне — мощь стихий и красота поэм!..

Но все-таки я умираю в грезах,

И непонятный сон меня томит,

И мысль, как демон в сказочных наркозах,

В провалы неба без конца летит.

Не зная воли, все ж к лучам стремится

В тюрьме рожденный солнечный орел,

Так дух предвидит некий ореол И жаждет навсегда освободиться!

Любить хаос горящих миров… Заповеди 1917–1922

Любить хаос горящих миров и детский выговор.

Быть нежнее звериных шкур и листьев мимозы.

Стальной рукой подписывать смертный приговор

И звать миллиарды во имя солнечной грезы.

Увидеть все воды и земли, рабочим, бродягой свободным.

Сжечь тело солнцем тропик и сибирской зимой.

Стать бандитом, рабом, героем — кем угодно —

И навсегда остаться самим собой.

Глядя, одноглазый, поверх винтовки, на волны бешенства бурные,

Рассказывать неслыханные поэмы.

Тридцать три года просидеть сиднем, как Илья Муромец

И вдруг своротить мировые системы.

Создавший богов больше, чем все боги Мира.

Светлее множества солнц единая мысль моя.

— Аз есмь Господь Бог твой и не сотвори себе кумира,

Кроме себя!

Приказываю

— Я

Приказываю: во что бы то ни стало

Перепрыгните через себя!

Это мало —

Штопать заплаты веков:

— Меньше хижин, больше дворцов!

Солнце, солнце —

В сети поймать!

Сердце солнца

Моря и суши,

А души

Поэты должны сковать…

Как спрут, издохла в шарманке

И, гнусавя, гниет пустота.

Найдут в словаре «вагранки»

И думают — красота;

Нет!

Кометы огней заводов,

Сквозь мрак и дали

Планет,

Пробьются могучей лавой,

Но переплавить

Сердце в солнце —

Труднее стали!

Я,

Из своей тайги,

Один

Об этом солнце

Мечтами

Кричать буду —

Медведям Белым.

Полярному Кругу. —

Всем!

Всем,

Эй, шевелите ушами!

— Каждый, — слышишь?

— Под страхом расстрела,

— Еще!

— Еще!

— Выше!

Электрификация

Чтобы в рай нашу землю закинуть, —

Как тетиву натянем назад.

Электричество — плюс и минус:

Революция та же гроза.

Наждаку насыпайте в подшипник,

В ствол банана — гвоздите медь.

Подсевайте репейник в пшеницу,

Чтобы бос перестал жиреть.

Лишь разрушенный мир поневоле,

Будет нашим — безногий спрут —

Все равно, ведь, привыкли мы к боли,

Все равно нескончаем наш труд.

После гроз, после взрывов и смерти

Остается чудовищный дым,

Мы при босах потели, как черти,

Для себя чудеса создадим.

Ни границ, ни врагов, — только шири,

Да наследие гроз — бурелом;

Но в пустые просторы Сибири

Мы творящим потоком войдем.

В нашем радостном сердце крылатом

Солнцем венчик простой расцветет, —

Ведь мельчайший таинственный атом

Бесконечность сокровищ несет…

Но пока лучший жребий не вынут,

Будем помнить, средь бурь и преград:

Чтобы в рай нашу землю закинуть,

Как тетиву натянем назад.

В гавани

Резкий ветер поднимает воду.

Корабли качаются в тумане.

Испугались бурь островитяне

И, дрожа, ругают непогоду.

Только мальчики довольны очень.

На высоких сваях ставят метки:

— Ветер, может быть, окрепнет к ночи

— И тогда потонут наши клетки.

Без конца, задумчиво и странно,

Стонут в вышине тугие тали,

Словно горечь бесконечной дали

Им навеял воздух океана.

Струи ветра жестки и упорны.

Волны, гневной пеною покрыты,

Как народ, могучий, непокорный,

Затопляют черные граниты.

В тайге

Дрова листвяжные кубами,

Мохнатый лунь у входа нем.

Проходит, лязгая зубами,

Король завьюженных поэм.

У елей лапы леших ветви,

Коряги, заваль, гниль и мхи,

И в этом сне тысячелетнем

Такие гордые стихи!

Скользим на лыжах, сжавши ружья,

И волны крови вены рвут,

И мысли звонкие, как стужа,

В страну волшебную ведут.

Ты весь тайга… Ив. Ерошину

Ты весь тайга, я весь пришелец, —

Но так же мне поют снега

И пагоды недвижных елей,

Медвежьи темные лога.

И кажется — не променяю

Наш грубый радостный простор

На чудо городского рая,

На кружево далеких гор…

Но поклянемся: в белом дыме

Седой метельной пустоты

Зажечь огнем непредставимым

Невероятные мечты!

Я люблю борьбу… В. Зазубрину

Я люблю борьбу и, чем — трудней, тем больше.

И, борьбу звериную любя,

Словно плечи, жаждущие ноши,

Научился побеждать себя.

Здесь борьба труднее революций,

В главном штабе разума, когда

С темной кровью мысли бьются —

Враг незримый режет провода.

Террор ясен и убить так просто.

В наших душах нам нужней чека —

Пулей маузера, в подвалах мозга,

Пригвоздить ревущие века.

А иначе на предельной доле

Как сдержаться? Перейдя черту,

Тангенс высочайшей воли

Вдруг проваливается в пустоту.

И охвачены крикливым шумом

Бесконечных голодов и жажд,

Сколько раз в кровище их безумий

Мы поскальзываемся, дрожа!..

Жаждой радости и дрожью горя

Беззаветно полня чрево бытия,

Нужно пальцы чувствовать — на горле

Своего второго Я.

Наша раса Л. Сейфуллиной

Непонятная дышит сила,

Переплескивает через край.