Уран. Роман-реконструкция

— Ну хорошо, хорошо, после заседания — к тебе. Прости, я сейчас выступаю…

Дверь приоткрылась, голос обвинителя перечислял номера и даты накладных, подшитых к делу. Бедная, ей всё это слушать. Но за каждой этой бумажкой — сломанная жизнь или возможность исправления.

«Есть ли она, эта возможность?» — подумал с горечью. Болело сердце. Да, сын. Уголовник, блатной.

Из курса древних языков, которые изучал на юридическом, помнил мало, но это слово, изобретенное греками — syneidesis — застряло в памяти. Переводили как «сознание долга».

В русском это не долг, а известие, знание, данное каждому в отдельности, но совместно понимаемое людьми. Со-весть — боль души, совместно проживаемая.

Азначеев курил возле окна в кабинете, смотрел на ясный, полносолнечный день, щедро, богато расточающий последнее осеннее тепло.

Сел пересматривать дела новоприбывших, краем уха слышал — прошли под окном заключенные с больничных нарядов, у шестого барака идет перекличка. Проехала машина. Собаки залаяли на КПП.

Собаки мешали сосредоточиться, лай становился всё громче. А вот кричат. Да что там у них?

Свесился из окна — у КПП застряла машина с тюками белья для прачечной. Надрывались собаки. Откуда там женщина, что это? Саша? Кто-то вдалеке кричал пронзительно. Чайка? Азначеев вдруг разобрал слова: «Попишу! Отойди, попишу!» Выстрел.

Назар побежал, схватив с крючка фуражку, на ходу расстегивая кобуру.

Машина протаранила ворота и выехала за периметр, вслед ей стрелял неумело Игнат Котёмкин, разжалованный из младших офицеров за пьянство. Еще два надзирателя бестолково трусили за стремительно удалявшимся грузовиком с криками «Стой! Буду стрелять!». С вышки полилась автоматная очередь, взбила пыль на дороге. Одна из сторожевых собак оборвала веревку и от страха кинулась в сторону бараков.

Кто-то лежал на земле. Александра склонилась над ним, руки и грудь испачканы кровью.

— Что, Саша, ты ранена?! — Назар схватил ее, поднял. — В госпиталь, скорей…

— Нет, нет, — женщина отбивалась. Глаза потемнели — это зрачки, расширившись, почти закрывали серую радужку. — Не меня, его…

Лёнечка Маевский лежал на траве, прижав к животу руки. Из-под его пальцев, булькая, вскипая пеной, вытекала на землю кровь. Завидев Азначеева, он захрипел, будто что-то силился сказать.

— Врача, вызовите врача! — крикнула Саша.

— Не мочи кока, какой мне врач, — явственно и насмешливо произнес умирающий. Изо рта его булькнул фонтанчик крови.

Назар нагнулся и заглянул ему в лицо. Спросил беззвучно, одними губами:

— Ты — сын мой?

На губах его мелькнуло что-то вроде усмешки. Сорочьи черные глаза подернулись пеленой, угасая. Кровь неостановимо проливалась, уходила в землю. Азначеев опустился на колени.

— Скажи, я должен знать.

Парень устало прикрыл веки, шепнул:

— Живи как есть, начальник.

Замолчавшая было собака тихо зарычала, словно почувствовала приближение чего-то неизвестного и страшного.

Лёнечка вдруг ожил, приподнялся, улыбнулся, будто бы от радости нежданной встречи.

— Гляди, Макария… пляшет!

В эту минуту Азначеев вспомнил совсем позабытое — рыжую Макарию, молодую няньку, выписанную из деревни к маленькому Лёне. Веселая, смешливая девка выплясывала перед кроваткой, трясла погремушкой, и мальчик успокаивался, начинал улыбаться.

Сын, был у Назара сын. Но теперь растворился, весь ушел в землю.

Саша схватила и стала трясти Азначеева за плечи.

— Он спас меня, слышишь? Собой закрыл! Они хотели… Он спас!

Назар стоял молча, будто не слышал. Лицо его с глубокими резкими складками возле рта дрожало всеми мускулами. Он плакал тайно, внутри себя, без слез, не издавая звуков.

Через три года Азначеев умрет после операции язвы желудка. Так же, как и Лёнечке, в последний миг ему явится Макария, богиня блаженной смерти. И прощальные слова Назара навсегда останутся загадкой для его безутешной жены.

Чужие голоса

В ночь совершения акции боевики отряда «Орион» проникли на территорию Комбината со стороны отстойников. Агент U-235 составил план закладок динамита и подготовил запалы. По завершении мероприятий отряду было приказано вернуться в бункер и ждать дальнейших инструкций.

Эйнар Сепп хотел получить гарантии эвакуации в Лондон, требовал связаться с Центром, угрожал оружием. Пришлось применять методику активного психического воздействия. U-235 переключил внимание объекта. Несложными манипуляциями внедрил в сознание подопытных необходимость исполнять приказ — отряду оставаться в бункере еще три дня, ждать прибытия связного.

Поджог административных зданий в центре города должен был осуществить надежный и управляемый помощник. Распределив задачи, около десяти часов вечера U-235 захватил рацию, взял удочки — для маскировки, на случай встречи со случайными прохожими — и скрылся в лесу. Он шел в направлении поселка Тойла. Ему показалось, что около полуночи со стороны Комбината послышался отзвук отдаленного взрыва.

Двигаясь в лесополосе вдоль береговой линии, во втором часу ночи он достиг схрона. Отбил радиограмму в Центр. Получил ответное сообщение, что информация принята.

Съел консервы с хлебом. Подготовил лодку.