Уран. Роман-реконструкция

Около трех часов ночи в районе координат 59.47 — 27.62 его должна была подобрать шлюпка со шведского торгового судна. Агент рассчитывал, что моряки доставят его в Стокгольм, где он сможет лично встретиться с человеком по имени Герберт, ведущим аналитиком британской МИ-6. Этот план эвакуации агенту передали через связного в Таллине.

Конец одной игры обозначал лишь начало новой, еще более увлекательной.

Полчаса он отвел на сон — такая же необходимость для восстановления человеческих сил, как пища и вода. Агент прилег на мох, прикрыл глаза.

Память его была очищена от воспоминаний детства — никаких подробностей, личных привязанностей, полная дистилляция. Так много лет назад он наблюдал, как по приказу командующего освобождают сейфы и ящики столов сотрудники Geheime Staatspolizei перед немецким отступлением. Горы папок с документами были сложены в тюремном дворе, облиты керосином и уничтожены в огне. Ту же операцию он мысленно произвел со своей прежней жизнью, поступая в разведывательную школу при управлении Abteilung Abwehr II Sonderdienst.

Но теперь, лежа на поросшей мхом поляне, пытаясь расслабить мышцы тела и лица для погружения в недолгий сон, он вдруг обнаружил, как в голове мелькают, сменяя друг друга, яркие картины прошлого. Он будто заново проходил весь путь, приведший его в данную точку мира, вспоминая даже то, чего не видел, но знал по рассказам других.

Ночью с оружием вошли, подняли спящих, вытряхнули из постели малолетних ребят. Взять разрешили только самое необходимое.

С хутора в Псковской области, где жили поколениями предки, смешиваясь кровным родством с немцами, шведами, литвинами, ингерманландцами, всесильный росчерк чернил на отпечатанном листке постановления бросил их на другой край света, на спецпоселение, в далекую Сибирь.

В пути, в пропахшем махоркой и человеческим страданием вагоне, родился Ваня, шестой ребенок в семье Кнутовых.

После отец за рюмкой сочинил, что Ванятку тянули из мамкиного живота сразу сто человек, будто в сказке о репке. А мальчик думал, как хорошо бы снова поселиться в теплом животе под передником, свернуться клубком и более не выходить наружу.

Мать смущенно отворачивалась, вспоминая внезапные роды, которые развлекли и подбодрили полумертвых людей, едущих навстречу неизвестности в вагонах для перевозки скота.

В Сибири первый год Кнутовы устроились в наспех вырытой, обшитой лесом и выстеленной ветками землянке. После уж отец, знавший и печное, и плотницкое ремесло, поднял единоличное хозяйство на хуторе, отстроил дом, женил двух старших сыновей. Младшие сызмальства ходили за скотиной, пахали, бортничали, охотились на пушного зверя. Чтению, письму и языкам их обучала дома мать, сама получившая хорошее образование в псковской гимназии.

Ваня помнил раннее детство, когда его брали на пашню и сажали под дерево, сунув в руки глиняную свистульку. Он с любопытным страхом глядел на недавно купленную лошадь Гапку, фыркающую ноздрями, казавшуюся огромной и горячей, сродни пылающему солнцу.

Десяти лет мальчик сам выучился направлять смирную кобылу, пока за плугом шел пятнадцатилетний Михалка, затейник и песенник. Отец веревкой, подвязанной к колышкам, педантично ровнял борозду.

«Дядя, глянь, сзади упало и пар пошел!» — кричали соседские парни, проходя вдоль хуторских полей. И всякий раз тугой на одно ухо Никодим Глебович простодушно оглядывался, и над пашней слышался хохот.

За год до войны лес уродил прорву орехов. Отец наклонял ветки, приближая к лицам ребят шершавые листья, сверху зеленые, с изнанки серебристые. В листве виднелись полные гроздья, дети за час набирали мешок. И орехи, и зерно, сбереженное для посева, прятали на дальней охотничьей заимке.

Парни из колхозной голытьбы выследили их, прячущих от реквизиции собственное добро, донесли. Отца повесткой вызвали в райцентр, домой он больше не вернулся. Ночью пришли люди с оружием из сельсовета, угнали скотину. На телегу погрузили мебель, зимние тулупы и механическую крупорушку, которую Никодим Глебович недавно приобрел по программе кооперации на паях с другим зажиточным соседом, арестованным в тот же день.

Старшие братья подписали отказ от отца и завербовались вместе с женами в Кузнецк, строить завод. В начале зимы к ним уехал Михалка. А мать с младшими Ванькой, Марией и Анной сельсовет переселил в отдаленную часть района, на неосвоенные земли.

Снова пришлось вернуться в землянку, есть траву и кору с деревьев, попрошайничать по соседним селам.

С тех дней Ваня Кнутов тайно и крепко возненавидел советскую власть, которая отняла его дом, отца и братьев, а после обеих сестренок, которые той же зимой опухли и умерли от голода.

В отчаянии мать с плачущим Ванькой легла на пороге сельсовета, и ей каким-то чудом исправили бумаги, собрали денег на билет. Весной сорок первого года они вдвоем вернулись в Псковскую область, на реку Великую, к родне.