Уранотипия

В этот момент, ощущая на языке вкус меда и ужаса, Орлов очнулся. Тело было покрыто крупными бисеринками пота. Слуга храпел за занавеской, над селением лежала ночь без звезд, толстая и пахучая, как старый ватный халат.

Он долго лежал, слушая эту чужую ночь. Где-то вдалеке закричала неизвестная птица, затем взвизгнул осел, и все стихло. Храпел не только слуга, храпели и остальные путники на постоялом дворе. В промежутках между этим храпом он слышал падение созревших плодов в саду. Жизнь продолжалась без него, бессильного и никому не нужного.

Орлов, облившись от слабости, все же сумел напиться воды с вином и снова уставился в потолок.

Сон пришел, неотвратимый как война, нежданный, как путник, вернувшийся обратно от городских ворот. Неотвязный старик стоял перед ним, вылезшим из господского пруда, и на руке у старика не хватало пальца.

— Ты медовый человек, — сказал ему Орлов. — Ты безгрешен и чист, ты ушел в пустыню питаться медом, а потом твое тело поместили в бочку с медом, и теперь будут ждать, когда исчезнет граница между твоим телом и сладкой приправой. Зачем ты даешь мне свою плоть, ведь она должна лежать под спудом сто лет? Русская вера не одобряет употребления людей в пищу.

Старик молчал, и русский ветер трепал его сладкую бороду.

— Я знаю, кто ты, — снова повторил Орлов.

— Нет, ты не знаешь, — ответил старик. — Я великий воин Александр, я лежал двадцать веков и еще три века в бочке с медом, куда меня положил Птолемей. Мои соратники так любили меня, что, обнимая, отломили мне медовый нос. Ты тоже воин, и я пришел тебе помочь.

Он говорил еще долго, и пейзаж вокруг них успел измениться, зеленая трава пожухла, листья кустов облетели, и пошел нудный осенний дождь. Он был холоден и страшен, этот дождь, Орлова трясло от струй холодной воды, заливавшейся за шиворот, а по телу от нее проходила судорога. А старик все говорил и говорил, хотя мимо них уже полетели белые мухи. Нагота посреди русской зимы не смущала его, и речь оставалась мерной и такой же непонятной Орлову.

Когда забрезжил рассвет, больному стало лучше. Он отдал распоряжения о покупках и указал слуге на монетки, оставленные на столе.

Постоялый двор оживал, уезжали одни, приехали другие. Хозяин захотел взять дополнительную плату, потому что путники боятся больного. Этот случай Орловым был тоже предусмотрен.

Слуга так весело рассказывал новости, что Орлов понял, что молодой араб уверился в том, что хозяин скоро умрет. Слуга думал о вещах больного, и это согревало его душу и бодрило речь.

За стеной послышался женский голос, и араб услужливо рассказал, что это молодая вдова едет в Город. Снова кричали ослы, всхрапывали лошади где-то во дворе, и снова его тело охватывала мелкая дрожь. Тогда Орлов снова погрузился в черную воду пруда и почувствовал, что сом-людоед проснулся и следит за его движениями.

Проснулся он от того, что рядом кто-то был.

Шаги около кровати были легки и незнакомы. Орлов понял, что до пистолета он не дотянется, и положился на милость судьбы.

И милость легла на его лоб мокрой повязкой.

Рядом была женщина, он чувствовал ее запах, а может, этот запах он выдумал. Запах был родным, пахло липовым медом и травой у речки.

Он снова нырнул в забытье, и черная вода опять сомкнулась над ним.

Орлов ехал по каменистой дороге, и верблюд его был давно мертв. Он знал об этом, но что ж слезать с верблюда, пока он тебя везет.

Впереди обнаружилась черная точка, фигурка приближалась, и вскоре он понял, что путник идет к нему навстречу.

Когда они поравнялись, то завязался разговор.

После обязательных приветствий странник сказал, что идет с запада, со стороны заката. Там есть много чудес, и мертвые люди, похороненные в песке, не гниют, а сохнут, превращаясь в камень.

Еще он рассказывал о городе, который видел в песках посреди пустыни.

Верблюд, будто выслушав совет встречного путника, двинулся вперед, и не кончился день, как Орлов увидел посреди ровной плоскости странный предмет. Это была ступня и часть ноги гигантской статуи — все то, что от нее уцелело.

Постамент был почти занесен песком, но прошедшие века сохранили надпись на нем. Орлов поразился тому, что он может понимать смысл этих странных значков на камне. Будто гордый голос говорил ему в ухо:

— Я — царь царей Озимандий. Взгляни, о путник, на великую мою страну, на город, что окружает тебя, на плоды трудов моих, и преклонись перед ними.

Орлов посмотрел вокруг. Ветер пел в песке, и не было вокруг ничего — ни руин, ни остова жилья. Не было и дорог, поэтому Орлов снял с верблюда поклажу и расстелил одеяло рядом с каменной ногой Озимандия.

Ночь стекла с неба холодом, и Орлова стал бить озноб.

Вдруг город сгустился вокруг него, как сгущается хамсин вокруг каравана. Город возникал повсюду одновременно — со всеми своими улицами и домами. Тысячи людей сновали вокруг него, рабы несли паланкин вельможи, мулы тащили поклажу, вопили торговцы на рынке, и от их крика закладывало уши.

Звезды равнодушно смотрели на это превращение. Они просвечивали сквозь тело мертвого верблюда, и Орлов не удивлялся этому.