Сам он действительно прыгал довольно ловко и неутомимо, но как-то сломал свой протез и тоже попал в комнатку за старой лавкой. Русский ждал, когда ему сделают новый, а при расплате оказался щедр, но иной благодарности Макинтош не увидел. Паломник оказался из тех, кто понимает, что проще всего платить за услуги деньгами, а не обязательствами. И он вдруг исчез, уехал куда-то из города, так что Макинтош даже поколебался, вставлять ли его в свой регулярный отчет. Его письма и так считали переполненными деталями, оттого клеркам было неловко докладывать эти новости министру, а министру было недосуг их читать. Министру, однако, было скучно читать все.
Макинтош давно привык думать, не теряя одновременно нити разговора с собеседником. Прием экономил время, а заодно собеседнику казалось, что он рассеян и благожелателен.
Он выслушал от своего агента все, что он знал о русских, которых оказалось четверо, но они не казались семьей или друзьями, а потом снова спросил о французе. Да, с французом нужно встретиться и кормить его в прохладных залах, которые специально построены так, чтобы легкий сквозняк бодрил, а не холодил спину. Француз знал, чем Макинтош занимается тут, а Макинтош несколько лет тому назад понял, что они делают одно дело — только для разных королей. Мундиры их остались где-то далеко — у одного в шотландском замке, похожем на хижину, французский, верно, висел где-то в веселом домике посреди виноградных полей, а русский в каком-нибудь ледяном дворце. Борода русского стала седа, а у шотландца была покрашена хной, и хны понадобилось совсем немного, потому что борода и так имела рыжий цвет. Француз тоже мог сойти за араба, но никто из них не притворялся местным: выглядеть в точности как местный — всегда подозрительно. Лучше всего быть чудаковатым гостем и делать намеренные ошибки в произношении.
Француз не внушал опасений шотландцу, несмотря на то, что четверть века назад они воевали друг против друга. Ссорятся министры и государи, а такие люди, как они, не ссорятся никогда. И если кто-то из них убьет другого, то только по приказу. И с сожалением, конечно.
Юркий человек закончил рассказывать новости и поклонился, принимая монету. Ее он засунул за щеку и сразу же исчез.
Макинтош дождался другого соглядатая, который казался полной противоположностью первому. Говорил он дурно, часто запинался, но сведения его были куда ценнее, потому что он служил у местного паши и слушал, что говорят за столом. Поэтому второй соглядатай получил две монеты и аккуратно поместил их за пазуху, в невидимый кошель.
Макинтош вздохнул и откинулся к стене. Где-то рядом раздавался стук молоточка: хозяин с сыном мастерили что-то, а может, чинили старинный сундук. Лавка была полна такими странными предметами, что шотландец, который видел многое, только диву давался. Там стояли ларцы, которые смело выдавались за украденные у крестоносцев. Драгоценности, сделанные из меди и стекла, старинные подсвечники, которые помнили еще Пророка, хотя их выковали на прошлой неделе. Иногда в лавке появлялись паломники, но такое случалось редко. Чаще приходили богатые люди, понимавшие, что их богатство недостаточно и его нужно укрепить дорогой вещью. Но вещь эта не должна быть слишком дорога, а должна выглядеть таковой. Хозяин даже завел уголок с игрушками, где, конечно, стоял крылатый конь, потому что всякий знает, что таким конем обладала младшая жена Пророка Аиша бинт Абу Бакр, да будет ей доволен Аллах, и она играла с ним. Однажды Пророк, мир ему и благословение Аллаха, вернулся в дом, и сквозняк от двери приподнял занавеску, отчего стали видны куклы. Среди них была и лошадка с крыльями, чему Пророк, мир ему и благословение Аллаха, очень удивился. Но ему напомнили, что Сулейман, мир ему, тоже имел лошадей с крыльями.
И Пророк, мир ему и благословение Аллаха, засмеялся, а смех всегда похож на благословение, а всякое благословение есть разрешение, оттого игры с куклами и зверями продолжались, а в этой лавке угол наполнился игрушками — древними и новыми.
Сейчас занавеску отдернули, и перед Макинтошем встал строй кукол без лица — тряпичных и деревянных, будто строй солдат на том, далеком поле в Европе, по которому он как-то несся вместе с серыми драгунами — навстречу своей шрапнельной пуле.
У этих кукол не было лиц, и этим они еще больше становились похожи на французов при Ватерлоо, потому что, занеся саблю, ты редко всматриваешься в лицо и запоминаешь только белое пятно, искаженное страхом.
Шотландец знал о запретах много, потому что всякий человек одевается ими как броней. По ним люди определяют своих и чужих, а своим Аллах запретил изображать людей и зверей. Но, как всегда, запрет порос исключениями, будто древние стены — травой.