Уранотипия

Этот слон жил напротив Мраморного дворца, а следующий слон поселился у Фонтанки. Наконец Надир-шах прислал русским четырнадцать слонов, в честь которых назвали Слоновую улицу. При Екатерине их отправили в Царское село, где они живут и поныне.

— Я видел, — ответил Максим Никифорович. — Но там они слишком печальны, чтобы брать их в расчет.

 

 

XVI

(путь через тоннель)

 

 

Человек, что норовит залезть под землю, — подозрителен. Ибо Аллах не видит его в этот момент, и человек этот находится наедине со своим грехом.

Аль-Шурави

 

Подполковник Львов сидел за столом и рисовал карту, точно так же, как он делал три дня до этого. Он рисовал карту, создавая второй мир, отражение первого, состоявшего из зноя, пыли, крика ослов, камней и ненужных людей. Карта выходила куда лучше, чем мир за стеной.

Максим Никифорович, повозившись со своими пробирками, заснул.  И это было самое здоровое, что он мог сделать, хотя сон его был полон слонами, идущими по лабиринту, лабиринт превращался в основание храма, на стенах лабиринта вырастали новые, белокаменные стены, и они были украшены чудесными птицами. Птица Сирин и птица Гамаюн смотрели на него, но делали это недолго. Храм опадал камнями, будто дерево — листьями. И сразу же начиналось новое строительство, и Максим Никифорович пыхтя, помогал Богу в этом деле.

Капитан Орлов в мыслях своих был далеко. Его наполняло глухое раздражение. Он не знал, чего ждут русские путешественники в этом месте, какое указание может явиться им, откуда прискачет гонец.

Он привык двигаться по жизни стремительно, и время его текло быстро.

Поэтому он знал, что сейчас тихо выйдет с постоялого двора, шагнет в тень, и вот тогда время его понесется вскачь в предвкушении чего-то более важного, чем отметки широты и долготы в его тетрадках.

Сейчас он двинется вдоль стены тихо, ничто не скрипнет, не метнется пламя свечей. Был капитан Орлов, и вот нет капитана Орлова, только вздохнет во сне Максим Никифорович, потому что спящие чувствуют перемены лучше, чем бодрствующие, только ничего не помнят, проснувшись.

 

А вот капитан Моруа сидел один в армянской кофейне и разглядывал рисунки на стенах.

Они изображали странных птиц с головами святых и небо, вовсе не похожее на небо Палестины. Судьба разрешила армянам иметь любые изображения, и вот на стенах теснились эти сказочные птицы, бежало стадо слонов, поднявших свои хоботы, висело несколько мусульманских ковров с причудливым рисунком и китайский гобелен несколько фривольного содержания.

Капитан Моруа ощущал себя в середине лабиринта улиц Великого Города. Отчего, интересно, у турок нет подробной карты города (он узнавал)? Человек сперва полагается на свою память, потом ленится и думает, что карта ему не понадобится, а потом теряет время, шагая по грязным камням по кругу, время от времени обнаруживая все тот же дом.

Капитан Моруа считал, что лабиринт, само его понятие, что-то вроде карты. Это карта жизни.

Один человек входит в неизвестность, и вот уже он заблудился и много лет бродит впотьмах. Другой относится к этому как к развлечению, ищет выход или цель, а не найдя, не расстраивается.

Люди гордые ступают в холодную воду горя, когда понимают, что они не Тесей, а один из его предшественников, которому суждено обратиться в прах на безымянном повороте тропинки.

Одними движет любовь, другими — корысть, третьими — любопытство.

Но лабиринт остается картой их жизни, причем не всякий подозревает, что стены лабиринта могут двигаться. Минотавр может оказаться несчастным повелителем темного царства, а Ариадна циничной женщиной, посылающей своих поклонников на смерть — одного за другим.

Капитан Моруа не знал, что Джон Макинтош сейчас проходит мимо него вместе со своим ассасином. Они тихо переговариваются во тьме, и эту пару отделяет от француза всего несколько ярдов.

Точно так же шотландский англичанин не подозревает о том, что француз сидит со своим кувшином вина при свете свечей и язвительно рассуждает о методах британской короны.

И уж точно они оба не знают, что внизу, под ними, в той же точке карты, идет при зыбком свете такой же свечи, что и в армянском шалмане, русский офицер.

 

Орлов изо дня в день совершал особое путешествие, не отпрашиваясь у подполковника.

Он выходил из гостиницы, делал несколько кругов по кварталу, проверял, не следит ли кто за ним, а потом сворачивал в неприметный дворик. Там специальным ключом он отпирал железную дверь, которая был почти не видна под плющом.

Спустившись в подвал, он зажигал свечу и начинал путешествие по узкому проходу.

Сверху капала вода, и не всегда она была приятна на запах.

Под ногами журчал ручей.

Свеча выхватывала следы кирки на потолке, выбоины, похожие на письмена.

Иногда ему хотелось свернуть в боковой проход, потому что там была римская тайна или соломоново золото, но он тут же вспоминал о цели своего путешествия.

И вот наконец он стучал в другую железную дверь условным стуком — тремя короткими ударами, и безмолвная старуха отворяла железо, тоннель наполнялся светом еще одной свечи, и его вели вверх по лестнице.