На всякий случай поутру он выпил два порошка из заветной шкатулки.
Потом шотландец вызвал на встречу особого человека. Его он старался не тревожить, приберегая на крайний случай, как солдаты берегут лишнюю горсть пороха. Вечером в лавку прокрался вор. Он не вошел, а сгустился из знойного воздуха, как возникает маленький смерч на улице, вбирая в себя разные предметы, от мусора и денег до чужих драгоценностей. Этот гость стоил дороже всех людей шотландца.
Макинтош объяснил ему, где живут русские и каков образ их жизни. Шотландца интересовали бумаги, но еще ему хотелось знать, что находится в ящике, который они все время таскают с собой.
Вор, в отличие от соглядатаев, брал деньги и до, и после поручения. Если его просили что-то украсть, цена выходила высока, но если чему-то следовало исчезнуть, цена была втрое выше. И особенно, если исчезали люди, а не предметы. Но мир устроен так, что ты строишь планы, а Аллах распоряжается и этими планами, и тобой, и вообще всяким предметом на земле — живым и неживым. Ты думаешь, что план твой сработает, но в него забегает мышь, в прогрызенную дырку ветер-хамсин нагоняет песок, а песок делает твой план тяжелым и неподъемным. Ты думал, что предусмотрел все, а Аллах наказывает тебя, потому как без наказаний человек становится сумасшедшим.
Когда шотландец сунул монеты в его руку, то еще раз убедился в способностях вора: тот не стал класть монеты в рот или за пазуху, они как бы растворились в его теле. Да и сам вор растворился, будто его и не было.
После этого Макинтош пошел к вдове, внезапно чувствуя себя чудовищно усталым.
Он провел на ложе и вечер, и ночь, и весь следующий день, но не предавался обычной гимнастике любви, а просто спал без снов.
Он проснулся, когда вдова, поцеловав его в лоб, оделась и вышла. Макинтош умылся и справил нужду в горшок. Он чувствовал себя гораздо лучше и улыбнулся девочке, которая что-то делала с куклой — то ли пришивала к ней блестки, то ли рисовала что-то.
Шатаясь, Макинтош вернулся в постель и задремал. Вскоре он понял, что не отличает дня от ночи, а на шкафчике рядом с кроватью сидит кукла. Только теперь на ее круглом лице, между кромкой платка и воротом платья, стали видны глаза и рот.
Кукла смотрела на него равнодушно, но от такого равнодушия шотландца стал бить озноб. Он вспомнил, что закон велел на ночь закрывать кукол платком, чтобы они в темноте не вмешивались в сны людей.
Он пошарил вокруг в поисках какой-нибудь тряпки, но руки не слушались. Ему показалось, что рядом на кровати находится женщина. Она выглядела очень красивой, но это не была вдова купца. Тревожное чувство затопило его, кажется, он даже обмочился. Но шотландец не успел испытать стыд, потому что женщина обняла его, и он почувствовал запах пыли и праха от ее хиджаба. Блестки царапнули щеку шотландца, и он покорился. Сверху над ним нависло лицо невыразимой красоты, в которое он всматривался, но так и не мог всмотреться. Оно казалось вытканном на ковре, похожем на те ковры, что лежали в лавке, или нарисованном на холсте, как картины, которые он видел во дворцах далеко отсюда. Лицо стало больше потолка, да что там — больше неба.
Лицо приблизилось, тряпичная рука захлестнула горло, и Джон Макинтош захрипел. Он почувствовал, как поднимается в воздух, и все это — загадочный ящик, французский офицер, русский паломник, надежда на пенсию в маленьком замке, похожем на хижину, пропадают. Только несутся серые кони, и топот их копыт становится все громче.
XVIII
(дрожь земли)
Они тебе скажут: «Верь как хочешь». А сами положат тебя в свою корзину и понесут тебя туда же, куда они захотят.
В ночи капитан Моруа вдруг почувствовал дрожь. Сперва он подумал, что возвращается старая болезнь — в болотах он подцепил какую-то лихорадку, и раз в месяц его била по ночам дрожь и тело покрывалось бисеринками пота. Но сейчас никакой болезни он не ощутил, а вот дрожь вокруг не прекращалась — будто нерадивые слуги вдруг решили переставлять мебель в соседней комнате. Но никаких слуг в соседней комнате не было.
Дрожала земля, и капитан Моруа понял, что это землетрясение. Не такое сильное, чтобы испугаться. К тому же Святому городу вряд ли уготована судьба Лиссабона. Надо просто подождать, и все успокоится.
Один старый русский путешественник научил его считать до ста артиллерийским счетом, капитан Моруа не знал, что такое «артиллерийский счет», но старик только подмигнул ему вместо объяснений. Этот путешественник вообще был довольно странный и прыгал тут по камням на одной ноге. Моруа время от времени думал, не он ли пустил то ядро, что оторвало русскому ногу, но на всякий случай не спрашивал его о подробностях. Этот же старик научил его в момент ужаса или глубокого испуга дышать в кувшин с широким горлом. Не сказать, что это было частой проблемой, но однажды помогло капитану, и он вспомнил русского добрым словом.
Наверняка этот паломник давно умер среди своих снегов, а вот его полезный совет пригодился. Советы же, как известно, живут дольше людей.