Уранотипия

Для господ поприличнее какой-то итальянец в палатке показывал свою родную комедию с носатыми игрушками и специальной шарманкой. Шарманка повизгивала, пел сам итальянец, голосила какая-то женщина, вместе с ним дергавшая кукол за нитки. Носатый Пульчинелла терзал деревянную гитару под чужим балконом, но оставался весел, несмотря на то, что его чувства не принимались девой в расчет.

А в другую палатку зазывал старик в зипуне, крича, что тут всякий увидит звездное небо посреди дня, а по небу перед щедрым человеком пролетят птицы Сирин и Алконост, а кто жадный будет, того Сирин клюнет, а Алконост яйца оторвет.

Заезжий фокусник, по виду — турок, верещал, что на глазах удивленной публики тут же превратит оловянные ложки в золотые.

Поодаль стояла ширма с русским Петрушкой. Тут все выходило попроще, зато честнее. Петрушка оказался тоже носат, будто итальянец, заблудившийся в России во время нашествия двунадесяти языков. Но он давно обрусел, и когда полицейский кричал Петрушке, что у того нет документов, тот верещал в ответ, что есть и паспорт, и печать в паспорте, и значится там Петр Петрович Уксусов, а не какой-нибудь «Болванов».

Кторов зачем-то остановился и стал смотреть представление. Витковский между тем, что-то бормоча под нос, продолжал идти. Он не заметил утраты собеседника.

Перед Кторовым, как барином в шинели, расступились и дали лучшее место. Петрушка тузил своих врагов, но вдруг набежавшая тряпичная собака оторвала ему ногу. Кукла не особенно расстроилась потерей и отправилась свататься. Невеста оказалась несговорчива, а Петрушка кричал (уже охрипшим голосом кукольника): «Принеси себя в жертву! Принеси себя в жертву!»

Кторов ощутил, как у него мерзнут ноги, особенно та, деревянная. Где-то далеко шел профессор университета, хранитель восточной коллекции Витольд Витковский и что-то бормотал под нос. Кторов казался себе тут не нужным — ни в масленичной толпе, ни сумасшедшему профессору, ни начальству в Генеральном штабе. Никому, кроме тех, кто сейчас находился в Сирии. Он жил чужой жертвой и был одинок.

Ничего не видя, полковник Кторов прошел через толпу, не заметив ее, и вдруг выскочил на пустое место.

Он находился на границе круга зевак.

Огромная кукла торчала в центре этого круга. На щеках Масленицы свеклой кто-то вывел два пятна, и Кторов с некоторой брезгливостью подумал о простонародном культе румяности.

Стоя на границе толпы и масленичной пустоты, Кторов вдруг вспомнил слова своей рязанской няни о лесных чудесах. Он и сам потом видел в лесу ведьмины круги, вернее, окружности, идеальные, будто проведенные циркулем на штабной карте. Они состояли из белесых грибов, проросших точно по замкнутой линии. Говорили, если ступить внутрь, начнется что-то страшное, как в каких-нибудь макабрических повестях. Точно, он вспомнил, недавно вышел том малороссийских рассказов, и там монах спасался от нечистой силы, очертив вокруг себя круг. Но тут роли поменялись, Масленица стояла в центре, готовая к смерти. Или не поменялись?

Неподалеку от Кторова переминался городовой. Рядом торчали два мужика с лопатами. Там же лежала куча песка — на пожарный случай. Все ждали главного.

И в этот момент из толпы выбежал молодец в красной рубахе. В руке у него пылал смоляной факел.

Молодец метнул свое оружие к ногам Масленицы, и тут полыхнуло.

Кторов смотрел в лицо Масленицы и вдруг увидел, что оно приобрело странные, совершенно человеческие черты. Прекрасная женщина стояла по колено в пламени, и огонь поднимался все выше.

Женщина на костре походила на Орлеанскую деву, и Кторов почувствовал себя одним из своры убийц. Он понял, что его любовь давно погибла, рассыпалась пеплом по полям, она убита безумным ревнивцем, и нет ей поминания на земле. Старик на деревянной ноге ощущал жар на своем лице и понимал, что в огне погибает не опостылевшая сырая зима. Там приносится жертва, и понятно, как исчезла его любовь.

Масленица строго смотрела ему в лицо, и глаза ее были печальны. Кторов видел, что она все знает и что будут войны. Многие умрут, мир продолжится без них, и никто не пожалеет убитых. Потом придут новые войны, такие же бессмысленные, и снова будет бушевать пламя.

Огонь бесновался, и сквозь пламя стали видны прутья, будто кости скелета. От жара они выгибались, и чудилось, будто человек в огне машет руками, прощаясь.

Кторов отвернулся и зашагал прочь, стараясь не оскользнуться на мокром снегу, перемешанном с глиной.

 

 

XX

(тетраморф)

 

 

Я бываю безумным лишь когда дует северо-западный и северный ветры; когда же дует южный, то я всегда сумею отличить ястреба от цапли.

Уильям Шекспир. «Гамлет»

 

Капитан Моруа вдруг обнаружил, что забыл вкус вина. Он много лет не был на родине, да что там — в тех странах, где вино привычно. Найти вино можно было и здесь, но привычка была утеряна, а привычка — это главное из того, что составляет удовольствие.