— Великолепно, — прокомментировал это событие Завальнюк. Вид у него был довольный. — Вы не прикроете дверь?
— Да, конечно, — сказал Холмогоров.
Дверь кабинета закрылась, обрезав голоса. Семен Захарович Потупа перевел дыхание, приоткрыл пошире дверь своей приемной и, просунув голову в щель, осмотрелся. Не заметив ничего подозрительного, он боком выскользнул в коридор и на цыпочках подкрался к кабинету участкового. Приникнув волосатым ухом к узкой щели между дверью и косяком, Семен Захарович замер в неудобной позе, прислушиваясь к тому, что происходило внутри кабинета.
Он простоял так совсем недолго — минуты две, от силы три, — но этого ему вполне хватило, чтобы понять: все пропало. Петров, этот чертов пьяница, оказался далеко не таким пустым местом, каким представлялся Семену Захаровичу. За время, проведенное в Сплавном, этот непросыхающий скот в погонах ухитрился очень многое узнать и о многом догадаться. Теперь, прижатый к стенке как в буквальном, так и в переносном смысле, участковый сломался и торопливо выкладывал все, что знал и о чем догадывался, роя Семену Захаровичу Потупе яму размером со строительный котлован.
Семен Захарович тихонько вздохнул и выпрямился — подслушивать дальше не имело смысла. Теперь, по идее, он должен был срочно оповестить Кончара о том, что произошло. Какое решение примет человек-медведь, было понятно. Выпустить советника Патриарха и подполковника ФСБ из Сплавного с той информацией, которой они теперь располагали, Кончар не захочет. Значит, произойдет еще одно двойное убийство; да и двойное ли? Петрову теперь тоже не жить, а где Петров — там и Семен Захарович Потупа. А почему бы и нет? Когда высокопоставленный чекист и советник Патриарха всея Руси одновременно исчезнут в одной и той же точке огромной страны, в эту точку, как вороны на падаль, непременно устремятся десятки следователей. Семен Захарович не обольщался по поводу своей способности обмануть эту волчью стаю: он мог продержаться от силы сутки, а потом ему поневоле придется заговорить. Кончар это, конечно, понимает, а значит, Семену Захаровичу придется умереть едва ли не раньше Холмогорова и Завальнюка.
В незапамятные времена, когда Семен Захарович Потупа был еще довольно молодым человеком, а леспромхоз находился на пике своего расцвета, по реке в Сплавное периодически привозили кинопередвижку. Именно тогда Семен Захарович, в ту пору еще не замешанный ни в каких темных делах, с огромным удовольствием посмотрел культовую комедию «Бриллиантовая рука». Превратившимися в афоризмы репликами героев этого великого произведения киноискусства он, как и множество современников, щеголял всю оставшуюся жизнь, и сейчас одна из этих реплик непрошеной пришла ему на ум и накрепко там застряла. Это была бессмертная фраза Шефа: «Как говорил один мой знакомый, покойник: "Я слишком много знал"».
Семен Захарович действительно знал слишком много, чтобы жить спокойно, да и просто жить. Поэтому, тихонько отойдя от двери кабинета участкового Петрова, он прямиком направил свои стопы к выходу из управы, а оттуда — к себе домой.
Увидев мужа, в неурочное время явившегося с работы, супруга Семена Захаровича, Антонина Егоровна, немедленно принялась ворчать и сыпать упреками, большинство которых носили обобщенный характер. Упоминались загубленная молодость, нищая старость и почему-то какие-то модельные прически, о которых Антонина Егоровна имела очень смутное представление, но отсутствие которых у себя на голове неизменно ставила мужу в вину.
По обыкновению пропуская этот поток привычных обвинений мимо ушей, Семен Захарович, не разуваясь, прошел в избу и принялся деловито собирать рюкзак. Пока супруга, ворча и громыхая кастрюлями, возилась на кухне, Потупа извлек из недр старого, окованного железом сундука свернутую в тугой цилиндрик пачку купюр и воровато затолкал ее на самое дно рюкзака, справедливо полагая, что здесь они жене ни к чему — проживет и на зарплату, а там, глядишь, и пенсия подоспеет. Торопливо побросав в рюкзак несколько смен белья и три пары запасных носков, Семен Захарович перекочевал на кухню и принялся валить в рюкзак продукты — все, что попадалось под руку. Старенькие ходики на стене размеренно тикали, отмеряя драгоценные секунды, и Семену Захаровичу было не до церемоний.
Спустя некоторое время он вдруг ощутил какое-то неудобство и не сразу понял, в чем дело. Потом до него дошло: на кухне стало тихо, хотя жена все еще оставалась тут — Потупа видел ее боковым зрением все время, пока шарил по полкам буфета.
Бросив в рюкзак последнюю банку консервов — это оказалось китовое мясо, попавшее в здешние края по причинам известным разве что Господу Богу да райпищеторгу, — Семен Захарович одним резким движением затянул горловину, застегнул клапан и только после этого поднял глаза на жену.
— Ты куда это намылился, аспид костлявый? — подозрительно ласковым голосом спросила та, потихоньку выходя из ступора, в который ее повергло странное поведение мужа.