Уравнение Гровса с тремя неизвестными

Чтобы избежать этого, говорилось далее в петиции, необходимо принять срочные меры для установления жесткого контроля всех, без исключения стран, над атомным вооружением на основе взаимного доверия. Но это необходимое условие будет уничтожено в самом начале, если Соединенные Штаты применят против какой-либо страны атомную бомбу, которая, подобно германским ракетам, убьет без разбора и солдат, и гражданское население. Ученые предупреждали, что военное преимущество США, достигнутое применением атомной бомбы, будет сведено к нулю последующей утратой доверия, волной ужаса и отвращения, которая охватит мир и, вероятно, расколет общественное мнение внутри страны, вызовет невиданную гонку вооружений в мире.

— Вы подпишитесь под этим документом? — спросил Фукс, передавая петицию Оппенгеймеру.

— Нет! — категорически ответил Роберт, бегло прочтя текст петиции, — мне кажется, глупо требовать неприменения того, что сам разрабатываешь!

— Это чудовищно! — воскликнул Фукс, — Вы просто не видели результатов взрыва этой бомбы.

— Ну почему же? — возразил Оппенгеймер, — мне демонстрировали фотоснимки! Но я не вижу смысла ставить свой автограф под этим документом, также как и препятствовать Вашей инициативе, Фукс! Собирайте подписи, я не стану обращать на это внимания! Более того, Ваша петиция не возымеет никакого действия на политиков, убеждать их отказаться от идеи мирового господства — это сизифов труд! Остановить их в этом случае может только страх перед ответным ударом со стороны соперника! Вы, может, слышали что-нибудь о законе единства и борьбы противоположностей материалистической диалектики? Я, к сожалению, не помню авторов…

— Маркс и Энгельс, мои соотечественники! — подсказал Фукс, который был немецким коммунистом с 30-х годов, — но где Вы могли изучать диалектику?

— Когда-то давно, моя любимая Джейн настоятельно рекомендовала мне прочесть эту книгу, — с нескрываемой грустью ответил Оппенгеймер, — приносила мне не только ее, но и другие работы тех же авторов!

— И что Вы хотите сказать, упоминая об этом законе? — поинтересовался Фукс.

— Я уверен, что обмен информации, ранее существовавший между учеными всего мира по исследованиям атомного ядра, — убедительно произнес Оппенгеймер, — не позволил бы сегодня какой-либо одной стране вырваться вперед, атомную бомбу разработали бы и другие страны. Гитлер бы никогда не решился применить ее против англо-американских войск, да и наши толстосумы и политики не помышляли бы об этом в отношении других стран! И без всяких петиций!

— Неужели Вы хотите сказать, что такой обмен информации может остановить нашего президента от применения ядерного оружия? — удивился Фукс.

— Я хочу сказать, — твердо заявил Оппенгеймер, — что лично я не буду препятствовать обмену так же, как и сбору подписей под вашей петицией!

— Но сейчас вся информация по созданию атомного оружия является строго секретной! — возразил Фукс, — и желающих попасть на электрический стул вряд ли найдется!

— Ну, это не мои проблемы, — завершил разговор Оппенгеймер, — я высказал свою точку зрения, а остальное трактуйте так, как Вам хочется! Служба безопасности мне не подчиняется и по-прежнему интенсивно работает, чтобы пресекать передачу любой информации из Лос-Аламоса. В моем кабинете нет скрытого микрофона, поэтому я так смело и говорю с Вами, но учтите это, когда будете разговаривать с коллегами при сборе подписей.

Фукс покинул кабинет научного руководителя, окрыленный его "согласием" стем, чем Клаус занимался на протяжении уже нескольких лет — «делился информацией» ссоветской разведкой. Он был рад, что его точка зрения, высказанная Пайелрсу в каюте эсминца, совпадает с мнением Оппенгеймера. Тогда Клаус тоже говорил: ученые, отказавшиеся подписывать петицию, не станут «замечать» идоносить на тех, кто пытается в тайне обмениваться информацией с коллегами других стран. Оппенгеймер после ухода Фукса вновь вспомнил Джейн, убитую по приказу Гровса. Он ничуть не сожалел о своей откровенности с Фуксом, только так он мог сейчас мстить за погибшую от руки наемного убийцы любимую женщину.

Со следующего дня Лос-Аламос загудел, как растревоженный улей, началось расщепление в мозгах ученых, подобно раздвоению личности каждого из них, как человека, создающего оружие уничтожения всего мира. В результате этой «цепной» реакции должны были образоваться две части коллектива — «за запрещение применения бомбы» и «против». Куда бы ни заходил Оппенгеймер, в какой бы лаборатории не побывал, всюду шли жаркие дискуссии. Они резко прекращались после его появления, но он знал, о чем спорят коллеги и что совсем скоро о петиции узнает Гровс. Это произошло спустя еще день, и рассерженный генерал приказал всем руководителям научных направлений, лабораторий, экспериментальных цехов и мастерских во главе с Оппенгеймером собраться в зале, где жителям Лос-Аламоса показывали художественные фильмы. Гровс понимал, что если петицию получат в Вашингтоне, то это будет ярким доказательством его недоработок по сохранению секретности.