Делал он это напористо и без оговорок, казалось, что он не предлагает, а заявляет, как о принятом уже решении. Сталину не нравился его тон, но генералиссимус осознавал, что конференция не могла уже изменить баланса сил в мире, какое бы решение она не приняла. Но и демонстрировать это понимание не следовало, а тем белее соглашаться с представительством Китая в решении проблем Европы. Этот вопрос был сырым и не продуманным американцами. И Сталин избрал тактику возражений на принципиальные вопросы, сохраняя спокойствие и немногословность. Больше говорил Трумэн, а Черчилль во всем соглашался с ним. Возражения Сталина вызывали замешательство Трумэна, который четко выполнял рекомендации совета по международным отношениям, читая их с листа. В конце концов, решили поручить министрам иностранных дел трех государств-участников конференции проработать повестку дня и предложить вопросы, которые необходимо рассмотреть на последующих заседаниях.
На последующие заседания предварительно наметили вопросы по Испании, о ликвидации эмиграционного правительства Польши, о репарациях, об объявлении войны Японии Италией и разделе флота Германии. Трумэн и Черчилль предлагали оставить итальянцам флот за проявленную солидарность в войне с Японией, Сталин согласился. Он видел, как Черчилль охотно пристраивался к мнению Трумэна, в результате оба союзника в один голос предложили начинать заседания не в 17, а в 16 часов.
— В шестнадцать? — переспросил Сталин, решивший пошутить, — с чем это связано? Уж, не с русской ли поговоркой: «Раньше сядешь — раньше выйдешь»?
— Именно так, — согласился Трумэн, не понимающий смысла поговорки, — будем раньше садиться, чтобы иметь возможность вечером поработать в своей резиденции.
— Согласен, — с улыбкой ответил Сталин, — только один вопрос: почему господин Черчилль отказывает русским в получении их доли германского флота?
— Я не против, — ответил Черчилль, — но раз Вы задаете мне вопрос, вот мой ответ: этот флот должен быть потоплен или разделен.
— Вы за потопление или за раздел? — улыбнулся Сталин.
— За потопление, — ответил Черчилль.
— Мне уже сегодня маршал Жуков предлагал потопить кое-кого в Ла-Манше, — улыбнулся Сталин, — но я остановил его, не зная Вашего мнения.
— Что Вы имеете в виду? — не понял Черчилль.
— Только то, что маршал Жуков способен утопить в океане кого угодно! — улыбнулся Сталин, переходя на серьезный тон, — флот нужно разделить.
Если господин Черчилль предпочитает потопить флот, он может это сделать со своей долей, я свою долю топить, не намерен!
— В настоящее время почти весь германский флот в наших руках, — заявил Черчилль.
— В том то и дело, — ответил Сталин, — поэтому надо сегодня решить вопрос, или маршал Жуков начнет топить в океане всех без разбора!
— Я согласен, — ответил Черчилль, понявший намек, — вывозите свою долю и делайте с ней, что хотите!
— Согласен, с таким решением вопроса, — резюмировал Сталин.
Вечером должна была состояться неформальная встреча Трумэна с Черчиллем. Вопреки предварительной договоренности о том, что она пройдет в резиденции Черчилля, Трумэн и здесь продемонстрировал, появившуюся у него гегемонию. Он предложил Черчиллю прибыть к нему, что само по себе задело премьера за живое. Несмотря на свои обиды, он все же прибыл в резиденцию Трумэна в назначенный час.
— Мы с Вами почти незнакомы, — вместо приветствия произнес Трумэн, голосом судьи, показывая, что главный здесь он, — но я рад Вашей поддержке моего мнения на заседании! И должен в самом начале нашей встречи известить Вас о том, что сегодня я получил телеграмму с сообщением об успешном испытании первой в мире американской атомной бомбы!
— А почему я об этом ничего не знал? — рассеянно выдавил из себя Черчилль, — ведь наши ученые, работающие в Манхэттенском проекте, должны были известить меня по соответствующим каналам! Ваш предшественник Рузвельт уверял меня в свое время, что тайн между нашими учеными не будет…
— Ваши ученые работают в Канаде, — отреагировал Трумэн, — а бомбу разработали в Лос-Аламосе. Насколько я информирован, Оппенгеймер не общается с канадским филиалом, поэтому ваши ученые не знали о готовности к испытаниям. Обещаю, что по приезду в Вашингтон, мною будут даны такие указания генералу Гровсу, чтобы обмен информацией по разработкам в атомной программе был налажен незамедлительно! Сейчас не это главное! Мы должны подумать, как поставить в известность об этом генералиссимуса, чтобы он понял, кто сегодня хозяин мира!
— Я по сей день не понимаю, — жаловался Черчилль, — когда дядюшка Джо шутит, а когда говорит серьезно! Но его намек с упоминанием маршала Жукова, ясно дает понять о военном превосходстве СССР!
— Вы дали ему смешное прозвище, — поддержал Трумэн, — но он слишком прозорливый политик и даже свои шутки отпускает со смыслом. Я имел с ним беседу за два часа до совещания и лишний раз убедился, что генералиссимус искусный политик. Но теперь дипломатия будет атомной! С позиции силы мы заставим Советы плясать под нашу дудку…