Представленная диалектика не навязывает телеологическое движение городского по направлению к большей политической открытости. Иное развитие тоже возможно: по мере того как местные жители понимают значимость других акторов или процессов на разных масштабах и пространствах, они могут настаивать на усилении границ, которые строже будут отфильтровывать вторженцев или внешние воздействия. В то же время бóльшая политическая открытость вовсе не обязательно создаст условия, располагающие к производству совместности. Диверсификация интересов может также дисбалансировать хрупкую гармонию обязательств и частного интереса, что сведет на нет попытки создания совместностей. Таким образом, направление, в котором диалектика огораживания и открытости будет развиваться, в конечном счете определяется конкретной социальной практикой, делая последнюю важным объектом для критического исследования.
Подытоживая, хочу высветить два любопытных «городских вызова» совместностям: это, во-первых, постоянная потребность оспаривать и повторно конституировать границы и солидарности и, во-вторых, потребность городских совместностей в постоянном расширении, позволяющем соотноситься в масштабах с капиталистической урбанизацией и превосходить ее.
Если мы всерьез отнесемся к тезису об урбанизации общества, [сформулированному в терминах Лефевра], нам придется описывать идею совместностей как часть этого процесса, а не что-то внешнее ему. Таким образом, идея городских совместностей обозначает, что попытки их производства (commoning efforts) не случаются в вакууме и обуславливаются внешними факторами. Городские производители совместностей всегда частично включены в другие процессы и пространства, влияющие, информирующие, укрепляющие или соревнующиеся за внимание и вовлеченность в конкретный совместный проект. Городские совместности, вместо того чтобы обозначать строгие границы ресурсов и границы между теми, кто участвует и кто не участвует в производстве совместностей, требуют нас внимательно относиться к продолжающимся переговорам и к неустойчивости таких границ.
Как отметили Паркер и Йоханссон, мобильность горожан, как и ресурсы для формирования совместностей (commons resource), которые постоянно оспариваются и заново учреждаются, создают определенную подвижность для границ общего. В этом смысле будет полезно переосмыслить принцип Остром о границах пользовательской группы – и повторно описать границы как процессы, обозначающие способ получения и потери прав на участие140. Тем не менее, согласно Ставросу Ставридесу, не только границы изменяются в городских условиях; меняются и субъектности участников: «появляющиеся субъекты действий по производству совместностей изменяются за счет постоянной открытости „новичкам“ и сами становятся новичками»141.
Своеобразный «внутренний» вызов создателям городских совместностей можно сформулировать, обращаясь к Зиммелевским описаниям городской культуры. С этой точки зрения создатели городских совместностей, как и любые другие городские субъекты, включаются в непрерывный процесс социальной дифференциации, производя для самих себя новые идентичности и интересы, способные развиваться в разных направлениях. Чтобы совместная работа была возможной в таких условиях, идеалы гомогенности следует заменить идеалами множественности, а общность интересов попросту нельзя принимать как данность: ее нужно учреждать вновь и вновь, и этот процесс невозможно остановить142. И пусть «этика множественности» звучит привлекательно, но возникает непростой вопрос: какие механизмы ведут к институционализации такой этики как социальной практики?
По мере того как все больше усложняется структура идентичностей и интересов, появляется новая институциональная проблема: получится ли в рамках больших и сложных групп обеспечить возможность участия всем и каждому в обсуждении разных, порой конфликтующих интересов и потребностей?143 И пусть горизонтальность и вовлеченность – сущностные черты совместностей, открытым остается другой вопрос: в каком моменте формализация и «бюрократическое» разделение труда гарантируют создателям совместности возможность не только обсуждать проблемы, но и действовать? Тем не менее вызов, бросаемый сложностью (challenge of complexity), кроется не только в обсуждении границ и институционализации солидарностей.