— Пуповиной! — гаркнул Султанов с выдохом, выпучивая еще шибче глаза и диковато вращая ими. — Где от нефтяников помощь, а где натуральный вред. Своей сверхтяжелой техникой разрушают мосты, роют дороги. Сена не привезешь! Ездили бы по профилям, так нет же!.. Клуб у нас — старье: конь копыто в щель просунет. Начали строить новый — вот тут нефтяники помогать взялись. Садик тоже нам нужен. Детей наплодилось полно, а бабки за ними ходить не хотят. Бабкам, видишь ли, молодиться вдруг вздумалось! Принарядятся, соберутся голубушки-кумушки и сидят за самоваром днями, воспоминанничают! Судить их тут не за что. У каждого человека свой пьедестал, с которого он на мир смотрит.
— У вас какой… пьедестал? — поинтересовался Мержин, не скрывая усмешки.
— Не выше колен, — как ни в чем не бывало ответил Султанов. — Это чтобы удобнее было запрыгивать, да и спрыгивать!
Чипуров, знавший отлично Султанова, уже несколько раз пытался жестами, мимикой попридержать словесную пылкость директора совхоза, но тот или не видел стараний Филиппа Ефимовича, или не хотел видеть. Но последнее исключалось, ибо Султанов мог глядеть на собеседника, а видеть совсем другое. Однажды по осени у костра, на охоте, Султанов мешал суп в котелке, глядел в кипящее варево и тут же, не отрывая взгляда от котелка, показал ложкой куда-то за левое ухо и возбужденно выдохнул:
— Утки летят!
Действительно, в той стороне, куда была направлена ложка, тянул табунок гоголей…
Чипуров все же остановил Султанова:
— Вот Николая Филипповича Мержина интересуют наши лесные дела. Разреши нам с ним перемолвиться.
И Филипп Ефимович стал рассказывать Мержину о своем леспромхозе. Конечно, просеку они под аэродром вырубят. Вложат свою долю и в строительство города Соснового.
— У нас трудности с кадрами, — посетовал Чипуров. — Два месяца тому назад дали объявление в отраслевую газету, что, мол, остро нуждаемся в механизаторах. Ну письма и повалили! Сто пятьдесят конвертов пришло за неделю! В основном присылали из мест, не столь отдаленных. А у нас таких и без этого хватает. Творят фокусы, что не успеваем распутывать. Прочистишь иному мозги, он раскается, в телогрейкин рукав поплачется, а через некоторое время, глядишь, снова наколбасит.
— А земля интересная здесь, — заметил Дубов. — Я кудринские края знаю во все времена года и люблю их! Особенно осенью тут сине и сухо. Можно бы жить да радоваться.
— У нас свой микроклимат, — дополнил его Чипуров с радостью в голосе. — А названия речек какие! Не вдруг запомнишь, не вдруг выговоришь: Падога, Кедога, Сочига…
— По Сибири — это повсюду, — кивнул Мержин. — Коренное население всякому месту свое точное название давало… А вы, Филипп Ефимович, давно в Кудрине были?
— В октябре. Как раз сильно дождило, вездеходом понамесили грязи. Краюхин в Кудрине проводил совещание. Я добрался на самолете последним. У меня ноги болят, я в ботинках, а Краюхину ваш покорный слуга показался чуть ли не франтом. Почему, спрашивает, так вырядился? Все в сапогах, кроме тебя!.. Объяснил. Он покивал, успокоился… У нас в Кудрине есть теперь свой участок — передали нашему леспромхозу завод по перегонке пихтового масла. Далеко, неудобно, а что сделаешь? Приказали — выполняй.
— В лесной промышленности сложностей тоже хватает, — посочувствовал Мержин, вытирая лоб, взмокший от горячего чая.
— Зима холодами нынче замучила, — продолжал Чипуров. Ему захотелось ввести Мержина в свои нужды: нефтяники — сила, непременно какая-нибудь польза от них леспромхозу выйдет. — Рабочих рук не хватает, я уже говорил. Нет токарей. Из-за сломанной гайки или болта едем в Нарым, на шпалозавод — просим. С лесопилением худо: лес в песке — пилы летят, терпят только с утра до обеда. А сейчас морозы вообще все сковали — ни в тайгу, никуда. Дни актируем. Не трелюем, не валим, не возим. Котельная работает под нагрузкой, трубы от стужи лопаются. А производству необходимо ускорение, мы понимаем… Неважно и с лесосечным фондом. Подготовка делян на лесопунктах тоже слабая. За нерациональное использование древесины Заовражный оштрафовали на сорок тысяч. Пилюля горькая, а проглотить пришлось. Начальники участков перестали искать лес, делать отвод, составлять карты. В итоге не знают, где будут рубить. Ведь надеяться только на инженерную службу нельзя.
— Руби, где растет! — не к месту выкрикнул Султанов, но никто из собеседников не обратил на это внимания.
— Леса вокруг давно истощились. Могучую технику просто жалко гонять вхолостую, — говорил Чипуров. — Мужчины не хотят работать на верхнем складе, идут на пилорамы, вытесняют оттуда женщин, которые там охотно и постоянно трудились.
— Нужны хорошие заработки, — сказал Дубов. — Известный вопрос, извечный.
— У вас, нефтяников, заработки раза в два выше, — кивнул Чипуров в сторону Юрия Васильевича. — И прежде от нас к вам уходили механизаторы, а сейчас, когда дело на промыслах принимает широкий разворот, и подавно утечка леспромхозовских кадров будет большая. Поэтому и слезу точу.