Урод

— Да, — прохрипела она; голос куда-то испарился, оставив от себя только предательский хрип.

— Эля!

— Саш, ну чего ты орешь? Выйду, тогда и скажешь!

— Прости.

Элина вздохнула, понимая, что переборщила. Она вообще, как оказалось, не самый лучший повар на этой кухне бытовых отношений. Вроде уже кухарка со стажем, а готовить изысканные деликатесы так и не научилась. Вечно пересолит, пересахарит, перебродит, недожарит, недоварит… Постоянно ее блюдам с Алексом чего-то не хватало.

— Ну что ты мне скажешь? — обратилась она к градуснику, медленно доставая его слабыми руками. — Тридцать семь и шесть… Нет… Нет!

Время глиняными шариками перекатывалось в ее потных от волнения руках, растрескиваясь и растекаясь. Заболела, черт возьми… В первом триместре беременности температура не есть хороший знак. Сегодня же позвонит в клинику.

— Эль, извини, если я тебе мешаю. — Алекс стал аккуратным, точно сапер, стоящий на растяжке. — Но мне нужно скоро уходить.

— Куда?

— Выйди, пожалуйста. Дверь бесчувственная, неохота с ней говорить.

Элина открыла дверь и выползла из нее облаком усталости. Теперь еще с этой болезнью промучается. А ведь шел третий месяц ее беременности. Третий месяц как жил ее сынок или барахтала ножками в животе ее дочка.

— Саш, тут такое дело…

— Элька, мне мама позвонила! Мама!

Мужчина закружил Элину на руках, стараясь быть максимально внимательным к своим движениям, однако радость захлестывала его.

— Мама?

— Именно! Господи, я в шоке…Нет, я изумлен к чертям. Эль, представляешь, мама позвонила сама и хочет встретиться!

— Она здесь? В Москве?

— Нет, в Питере. Элечка, ты не против, если я уеду на пару дней? Я мать не видел всю свою жизнь, а мне уже тридцать и у меня будет скоро свой ребенок… — Его речь сбивалась с ритма, а рваное дыхание нарушало дикцию. — Я так долго враждовал со всем миром во имя ненависти к родителям. Я хочу все исправить.

— Как уедешь?

Ее охватил необузданный страх. У нее температура и все это… А он уедет!

— Я уже заказал онлайн билет, вылет через три часа. Я прямо сейчас поеду в аэропорт. Эль, это такая удача! Ты отпустишь меня?

Алекс усадил Элину на стул, видя, что она неважно себя чувствует.

— Ты не мой хомячок, чтобы я закрывала тебя в клетке. — Элина протерла лоб, покрывшийся испариной. Она должна побороть себя. Он просил ее обратиться в клинику, а она кидалась на него с рыком, теперь она не имеет права держать его. — Езжай, Саш, конечно. Беги вещи собирать, времени и так нет.

— С тобой все хорошо, милая? Ты такая горячая.

— После душа.

Алекс чмокнул ее в лоб, дивясь его горячности. Но мысли о матери, внешность которой он пытался смоделировать в мысленном фоторедакторе, занимали все его сознание. Он покидал первые попавшиеся под руку вещи в сумку, не забыл взять Ремарка, которого почти дочитал, и уже одевался.

— Саш, можно со мной эти дни поживет Женя? Мне некомфортно в такой большой квартире.

— Делай все, что ты захочешь, Эля. Я скоро вернусь.

Алекс вышел, и до Элины донесся звук закрывающегося лифта. Он лязгнул своими дверцами, унося его в Питер. Далеко от нее…

Часы ожидания вылета и полета пронеслись автоматной очередью. Алекс даже их не заметил за своими думами. Какая она, женщина, которая родила его? Как выглядит сейчас та, кому он обязан жизнью? Кого он увидит по прилету? Должно быть, она красивая. Кто-то же дал ему красоту! Жестокость и хладнокровие, оплаченные на две жизни вперед золотыми слитками, ему преподнес в качестве приданного отец, а милую мордашку, вводящую жертву в транс и иллюзии, безусловно мать. Она пантера или пугливая кошечка? У нее зубки или клыки? Какая же она…

— Ну и жизнь, — пробурчал мужчина, наблюдая в иллюминаторе за снижением самолета.

Он не сирота, но не может представить себе, как выглядит его мать. У него есть отец, но что такое отцовское воспитание он не способен понять. У него есть все, но ничто не держит его в этом мире. Кроме Эли и их ребенка… Эта женщина стала его личной силой притяжения, его безжалостной гравитацией, его силой трения и импульсом движения. Она — его все.

Питер встретил его разлитой по асфальту серо-черной акварелью и сумасшедшими танцами стремительно лысеющих в преддверии зимы деревьев. Мрак, в котором некому его согреть. Алекс качнул головой, уносимый далеко муссонами своих мыслей. Его родной город стал просто чужой точкой на атласе страны, безликой кляксой на глобусе планеты. Вся его жизнь горела люстрами в одной комнат квартир Москвы. Две его жизни.

— Александр Антонович, — окликнул Алекса мужчина, выглядывая из джипа.

Нормально его встречают. Он уже и не помнит, что такое джип. Зато маршрутки стали его личной фобией! Разнообразие эмоций. Дойдя до машины, он помедлил. Готов ли он посмотреть в глаза женщины, вынашивавшей его девять месяцев, а потом так легко бросившей из-за кусков разбитых слитков золота, которые она не смогла поделить с его отцом? Сможет!

— Здравствуй, Саша.