Девушка пошла быстрее, не забыв достать зеркальце. Пришлось заново наносить макияж, когда позвонил Дима. Макияж для нее как маска, и карнавал никогда не заканчивался.
— Выглядишь неважно. Что-то случилось? — с порога взял ее в оборот мужчина.
— На работе проблемы. А так все хорошо.
Все всегда хорошо, пока не надоедает улыбаться.
— У меня для тебя сюрприз, — загадочно прошептал он и протянул ей черную повязку. — Завяжи глаза. Не парься из-за макияжа, он не имеет значения.
Элина боролась с собой недолго. Ей настолько было плевать, что будет дальше, пусть хоть стукнет ее по голове и потом придушит. Так даже будет предпочтительнее.
Дима смотрел на нее оценивающим взглядом. Если его расчеты правильные, сегодняшний день может здорово поколебать ее душевное равновесие. И ему не надо соблазнять Элину телом или прикасаться к ее. Физика всегда проигрывала химии и в этот раз проиграет.
— Что это? Это…
— Пицца и кола. Ну еще свечи, — пожал плечами Дима и погасил свет в кухне. — Я тут умираю со скуки. Повеселимся? И в основном — поедим?
Элина села за противоположный край стола с изумленными глазами. Убийство было бы менее удивительным, чем все это.
— Расскажи про свой день, что у тебя произошло, — попросил ее мужчина и начал отрезать пиццу.
Пока она пыталась накрутить на вилку скользкую лапшу лжи о том, что пациенты выпивают из нее все силы, Дима гадал, оказал ли его звонок Стрельцовой нужный эффект. В том, что Катерина (он откровенно тащился от ее имени, ибо все в главном хирурге было сексуальным и властным, но навряд ли бы он отважился покорить такую вершину — можно здорово переломать ноги) выпустила когти и приставила их максимально близко к горлу Элины он был уверен. А всего-то и стоило сказать, что он выбрал общество скромной мышки Элечки, а не опасной тигрицы Катерины.
— Бывает, не бери в голову. Пациенты, коллеги… У всех бывают проблемы на работе.
— Я понимаю. Я не знаю, как сбежать из этого заколдованного круга.
Как ни странно, но кола и сырная пицца оказали расслабляющий эффект получше массажа и эфирных масел. Всем нам порой нужны не гибкие пальцы массажиста и таблетки, а всего лишь пицца и общение по душам.
— Начальница у тебя, конечно, зверь. Львица. Дикая, — ухмыльнулся Дима, уверенно нажимая на кнопки на пульте.
— Как бы ей однажды не стать газелью, — не подумав, выпалила Элина, подчиняясь эмоциональному порыву.
Мужчина покрутил пульт в руках и нажал на следующую кнопку.
— Может, проще тебе стать львицей? — Он придвинулся ближе к ней и взял ее руку в свою. — Когда ты разорвешь этот кокон?
— О чем ты? — заикалась она.
А руки-то у него теплые, в то время как у Миши всегда противно ледяные.
— Когда отрастишь ногти и покрасишь их в черный цвет? Когда сделаешь квадратную форму, а не эти милые круглые ноготки телесного цвета? У тебя вообще есть яркая помада? И этот вечный хвост…
Элина отпрянула от него, словно бы он ее ударил. Это он так оскорблял ее, чтобы она сама читала текст между строк?
— Зачем ты так со мной? Да я не самая…
— Дай мне руку.
Дима протянул ей ладонь. Девушка смотрела на нее, как уличная собака, которая не знает, задушит ли ее эта рука или приласкает. Вот до чего мы дошли: стали затравленными животными, не знающими, чего ждать от другого человека — удара или поглаживания по голове.
Робко вложив ладонь в его, она позволила подвести ее к большому зеркалу в ванной. Элина старалась отводить взгляд от неровного рельефа лица, неумело скрытого плотным тональным кремом. Легкие касания туши не сделали из ее ресниц пышных вееров — лишь склеили имевшиеся волосинки. Губы слегла блестели прозрачным блеском, добавляя лишь скуки ее без того нерадостному виду. Румян она избегала.
— Почему ты не сделаешь так? — Дима несильно дернул белую резинку и высвободил каскад белокурых локонов.
Они рассыпались душистым облаком по ее плечам, мгновенно озаряя лицо, танцуя в тандеме с блеском на губах.
— А так? — развернул ее к себе, пользуясь временным замешательством Элины, и провел по губам стиком красной помады.
Элина вздрогнула, точно бы ее хлестали током без перерыва. Мужские руки редко были добры к ней и никогда не заботились о ее красоте.
— Я слышал, что скоро пройдет постановка «Чикаго», — губы Димы оказались на уровне ее шеи. — Приглашаю развеяться, а занятия продолжим позже. Память подождет. Распустишь волосы и воспользуешься красной помадой?
Зная наверняка, что после эмоциональной встряски от Стрельцовой, его ласка была контрастным душем для нее, он лишь увеличивал напор ледяной струи.
— Тебе очень идет. Ты такая красивая, и так упорно прячешь свою красоту. Неправильно.
Нервное волнение достигло пика, и Элина, схватив сумочку, вылетела за дверь. Пуля будет медленнее.
— Лина, ты чего?
— Прости, Дима, я не могу. Я как будто мужу изменяю… — стыдливо прошептала она, прижимаясь к стене.
— Я тебя даже пальцем не касался.
— Это самое страшное. — Она опустила глаза к пыльному полу. — Это самое страшное… — и след ее простыл, лишь на лестнице слышались торопливые шаги.