Мы долго бродили по опустевшим снежным улицам, пока не замерзли. Пару раз встречали пацанов из нашего двора. Мафон прошел мимо со стеклянным взглядом и не узнал меня, а Дрон, гуляющий с одной из мафоновских блядей, усмехнулся, посмотрев на Огурцову, и показал мне большой палец.
– Ничо такая, Ворона, – сказал он.
– А я чо? – пьяно проворчала его спутница. Дрон закатил глаза и раздраженно добавил:
– А тебя ща проверим. Чо ты или ничо, – после чего заржал и растворился в темноте.
– Морозно сегодня, – шмыгнула носом Алёнка, прижимаясь ко мне. Я чувствовал, как она дрожит, поэтому прижался в ответ.
– Пойдем, провожу тебя до дома. Не хватало еще заболеть, – буркнул я.
Правда, мы еще немного погрелись в подъезде. Алёнка сидела на занозистом подоконнике, прижимаясь ногами к горячей батарее, а я стоял напротив и смотрел ей в глаза. Притяжение, возникшее словно из ниоткуда, стало сильнее, и я, подавшись вперед, поцеловал Алёнку. Она ответила на поцелуй. Неумело, как и я, но очень нежно.
Впервые она была ко мне так близко. Так близко, что я чувствовал приятный аромат ромашки от её волос и еле уловимый, терпкий запах духов. Губы Алёнки были мягкими, влажными и чуть солоноватыми. И очень нежными.
Мы, прижавшись друг к другу, дрожали и целовались в загаженном подъезде, где на потолке чернели пятна и вплавленные спички. Где в углу валялся использованный шприц, а стены истыканы ключами и бычками. Мы целовались, не обращая внимания на тот пиздец, что нас окружал. Потому что крохотный миг счастья был сильнее всего плохого.
Дождавшись, когда Алёнка войдет в квартиру, я закурил и вышел на улицу. Постоял немного, смотря на звезды, усмехнулся, услышав лай собаки и крик пьяного забулдыги, а потом, запахнув куртку, отправился домой через двор.
Ночью мне снились добрые и яркие сны, в которых не было места плохому. Только я, Алёнка и наш первый поцелуй.
Глава пятнадцатая. Конфликт.
Конфликты начали окружать меня в школе еще с пятого класса. Сначала мелкие и вроде несущественные, они со временем выросли в что-то большее. Редкий день в школе или во дворе обходился без конфликтов. В одиннадцатом классе к ним добавились новые, несмотря на наступление нулевых.
Перед новогодними праздниками началась какая-то ебанутая истерия. Бабки на рынке, соседи и весь прочий люд сошел с ума. Каждый орал о конце света, всплывали какие-то, блядь, таблички, связанные с этим. Однако ничего не произошло. В стране как был пиздец, так и остался. Как нажирался на Новый год Максим Чернобылец и выгонял жену на мороз, так нажрался и в этот раз, снова подарив соседям представление. Еще и Мафону до кучи ебало набил, поймав ссущим в подъезде. Хорошо, что Мафон этого не вспомнил, а то Максиму запросто бы въебали пером под бок и оставили подыхать в той самой луже мочи, в которой он искупал Мафона. Новый двухтысячный год прошел так же, как и все остальные до него.
Мы смогли наскрести денег на новогодний стол, хоть для этого и пришлось после школы въебывать с мужиками на погрузке вагонов. Толик Спортсмен, как и обещал, воткнул меня в ту же бригаду, с которой я хуярил на летних каникулах. Новых лиц там было не сильно много, а вот старых убавилось. Ушел золотозубый Митяй, подхвативший пневмонию и так от нее и не оправившийся. Ушел дядя Гриша, подкосивший здоровье тасканием тяжестей. Остальные были на месте и приняли меня хорошо. С деньгами Толик тоже не обидел, выписав каждому перед Новым годом премию из своего кармана и подарив бутылку ростовского шампанского.
На заработанные мной деньги мы смогли не только купить куриных окорочков, но и приготовили три салата, включая «оливье», а также целую кастрюлю с картошкой пюре. Настоящей, на масле и молоке.
За два дня до Нового года я подошел к родителям и, краснея, попросил разрешения привести Алёнку. Мамка с радостью согласилась, а папка вот заворчал.
– А мамку её не хочешь пригласить? – саркастично спросил он. – Или пущай дома одна сидит и в оконце на салюты смотрит?
– А можно? – робко спросил я. Папка улыбнулся, обнял меня и вздохнул.
– Нужно, Тёмка. Ну сам подумай, головой своей-то. Как дитё, ей-Богу. Одиннадцатый класс, а ума нихуя.
Получив разрешение, я помчался к Алёнке и, когда она, удивленная, открыла мне дверь, выпалил приглашение, чем напугал не только её до усрачки, но и тетю Наташу.
– Ой, Тём… – засомневалась тетя Наташа. – Мы сами, наверное. Чего вас объедать-то? Посидим немного, телевизор посмотрим и спать.
– Отказ не принимается, – сурово буркнул я. – Не придете, мы обидимся. Папка так и сказал.
– Мы придем. Спасибо, – тихо ответила за мать Алёнка, и в её глазах снова блеснули слезы.
Они пришли в восемь, как и приглашали. К тому моменту мама уже все приготовила и накрывала на стол. Алёнка и тетя Наташа робко замерли в прихожей, пока папка снова не осерчал.