Уроды

– Вроде нормально, но кажется, что где-то есть ошибка, – ответила она и, обхватив лицо руками, всхлипнула. Я вздохнул и, подвинув её работу к себе, углубился в чтение. Алёнкины сочинения можно было бы смело отправлять в литературные журналы, так идеально они были написаны. Я завороженно пробегал глазами строчки, гадая, кому же Огурцова продала душу, чтобы научиться так писать. Однако в некоторых местах я нашел пропущенные запятые, о чем и сообщил Алёнке. Она, поставив их, выдохнула и с благодарностью посмотрела на меня. – Спасибо, Тёмка.

– Баш на баш, – хмыкнул я, намекая на проверку моей работы по алгебре. – Ты просто перенервничала.

Утром мы зашли в школу за результатами, и Алёнка, радостно взвизгнув, бросилась мне на шею. Я, найдя её фамилию, улыбнулся, увидев напротив цифру «пять». А когда дошел до своей фамилии, то скривился.

– Тройка, – буркнул я. – Слепой, пидорасина, блядь.

– Может, ошибки где-то были? – робко спросила Алёнка, но я, развернувшись, направился на второй этаж, в учительскую. – Тём, ты куда?

– Хочу сочинение свое посмотреть, – бросил я, поднимаясь по лестнице. – За этот анализ я в девятом пятерку получил у Елены Владимировны.

Дежурный учитель сначала полез в залупу, когда я потребовал свое сочинение, но прибежавший на шум Слепой, узнав причину конфликта, самолично вытащил из ящика работы и, найдя мою, протянул мне.

Чем больше я рассматривал свое сочинение, тем сильнее бледнел. Алёнка, видя, как мне нелегко, молча стояла рядом, а Слепой… Слепой улыбался.

– Идея анализа хороша, но слишком выделяется свободомыслием и уходом от темы, – пафосно сказал он. Мне дико захотелось схватить стул и проломить старому уебку башку.

– И знаками препинания, которые я точно не ставил, – я повернул лист к нему и указал на перечеркнутые красной ручкой запятые. Даже идиоту было видно, что цвет чернил, которыми были расставлены знаки препинания, отличается от того, каким написано все сочинение. – Как и в девятом классе.

– Глупости, Воронин, – снова улыбнулся Слепой. – Вы любитель фантазировать, как я посмотрю. Глу-по-сти! Просто смиритесь со своими ошибками и сделайте правильный вывод.

– Да. Глупости… – эхом повторил я и, взяв Алёнку за руку, вышел из учительской.

– Тём, ты как? – тихо спросила она, когда я, выйдя на улицу, закурил.

– Нормально. Просто обидно, пиздец. Я не мог таких ошибок сделать. Просто не мог. Зяба, Кот… кто угодно мог, но я нет. Это же пиздец. На уровне первого класса ошибки. Свободомыслие… Слыхала? Уход от темы, блядь. Мог просто сказать, что трояк за то, что я залупался. Нахуй воду-то лить? Вафлёр ебаный.

– Знаю, Тём. Знаю, – Алёнка гладила меня по спине, а меня душила злоба. На школу, на лицемерных учителей-уебков, на себя и на всех остальных.

Оставшиеся экзамены я сдавал, как в тумане. Химию я сделал совместно с Алёнкой, потому что Усы спала за столом, а больше в кабинете никого из учителей не было. По биологии Максим Васильевич погонял меня ради приличий по некоторым вопросам и, поставив заслуженную четверку, пожал руку и отпустил на все четыре стороны. Литературу я сдавал Слепому и еле сдерживался, чтобы не нагрубить. После его пафосной фразы: «Три, Воронин. Следующий», я просто вышел из кабинета.

На экзамене по истории, я тоже думал обо всем, кроме экзамена. Но вытащив билет, с трудом сосредоточился на заданиях. Жизнь, видимо, решила, что мне хватит, и сделала небольшой подарок.

– Зачитывай, Воронин, – велела Кукушка, переписывая в тетрадь номер билета.

– Завершающий этап Великой Отечественной войны, – ответил я. – Второй вопрос: феодальная раздробленность на Руси. Причины и последствия.

– Хорошо, иди готовься, Артём, – кивнула она, и я, взяв чистый листок бумаги и ручку, отправился за свободную парту.

– Ворона! Э! – шикнул мне Кот, чья рожа раскраснелась, а в глазах плескался литр винища, не меньше. – Помоги, а?

– С чем? – буркнул я, отворачиваясь.

– Реформы Сперанского какого-то. Чо это за хуй? – спросил он, облизывая жирные губы.

– Не знаю. Реформатор и законотворец какой-нибудь, – соврал я и пожал плечами. Естественно, я знал, кто такой Сперанский, но помогать Коту совершенно не хотелось. – Я не учил все билеты.

– Пиздишь, блядь! – зашипел он, но я, повернувшись, равнодушно на него посмотрел, и Кот заткнулся. – У, сука!

Выйдя на улицу, я спустился по ступеням и, остановившись, вытащил из кармана пачку «Петра» и зажигалку. Чиркнул, затянулся дымом и, выдохнув, посмотрел на голубое небо, по которому плыли облака. На душе было тоскливо, но я все же улыбнулся. Последний экзамен сдан.

– Кот сказал, ты его прокинул? – повернувшись, я увидел Дэна, который подошел ко мне. – Дай жигу.

– На, – я протянул ему зажигалку, и Дэн, тоже закурив, вздохнул.

– Почему не помог? – спросил он, но в этот раз я решил ответить честно.

– Не захотел

Дэн улыбнулся, кивнул и вернул мне зажигалку.

– Понимаю, – ответил он и, затянувшись, отправился к ждущей его в тени ивы Панковой. Я же направился к Алёнке, которая вынырнула из-за угла, и, не дожидаясь, когда она подойдет, показал четыре пальца. Она улыбнулась и захлопала в ладоши.