Уроды

– Мама денег где-то заняла. На платье, туфли… на билет до Москвы, – покраснев, сказала она. – Я очень хочу оправдать её ожидания.

– А сама ты чего хочешь? – остановившись, спросил я. Алёнка подняла на меня глаза, и я увидел в них слезы. – Чего ты плачешь, глупенькая?

– Я не знаю, чего хочу, Тёмка. Хочу сбежать отсюда. Забыть все это, – она запнулась и вздохнула. – Кроме тебя. Тебя я не хочу забывать.

– Так не забывай. Тебя никто не заставляет, – я притянул её к себе и поцеловал. Алёнка откликнулась на поцелуй. Мягко и нежно. Как всегда.

– Не забуду, – тихо сказала она, посмотрев мне в глаза. – Давай еще погуляем?

– У нас вся ночь впереди, – улыбнулся я, снова беря её за руку.

Мы уселись на лавочку только через пару часов неспешной прогулки. Алёнка, по привычке поджав ноги, прильнула ко мне, а я, сняв ветровку, накинул куртку ей на плечи. Затем я закурил и, указав рукой на светлеющее небо, озвучил до охуения очевидное:

– Светает уже. Ты не устала? Спать еще не хочешь?

– Не. Мне хорошо, – улыбнулась она. – Я выжата, как лимон, но мне хорошо. И тепло. Тём?

– М? – я повернулся к ней и увидел поджатые губы.

– А что ты будешь делать?

– Попробую поступить в педагогический, – ответил я, заставив Алёнку охнуть. – На биологию.

– Серьезно?!

– Ага. Долго думал, но все же решился.

– Почему? – она искренне не понимала, а в глазах задрожал испуг. И серебристой каплей скатился по её щеке. – После всего этого? После этих…

– Да. Особенно после этого, – кивнул я и, затянувшись, выпустил в небо дым. – Помнишь Елену Владимировну?

– Юркову?

– Ага. Её сожрали уроды. Рыгало, Кукушка, Антрацит, Слепой. И другие. Но вспомни другое. Вспомни наш класс на её уроках. Просто вспомни, – тихо ответил я. Алёнка задумалась.

– Кажется, понимаю.

– Если таких, как она, будет много, то не будет уродов. Они исчезнут, Алёнка. Такой, как Дэн, никогда не изобьет такого, как Лёнька. Такой, как Кот, будет учиться в спец интернате, а если вдруг останется, то свои же поставят его на место. Учителя будут прививать любовь к своему предмету, как это делала Елена Владимировна. А ученики будут с радостью ходить на такие уроки. Не будет уродов, таких, как я…

– Тёмка, ты не урод, – вскинулась Алёнка, но я улыбнулся и сжал её в своих объятиях.

– Я тоже урод, – ответил я, вздохнув. – Сейчас я это понимаю. Я молчал, когда Кот срал Лёньке в портфель. Молчал, когда Зяба пиздил Лёньку и Щенкова в туалете. Молчал, когда меня избивали толпой. Молчал, когда издевались над тобой и твоей одеждой. Мое молчание поддерживало в них жизнь. Молчание поддерживает уродов. Молчание Кукушки, которая закрывала глаза. Молчание Слепого, который видел только то, что хотел видеть. Молчание питало их. Они росли благодаря ему. Сейчас я это понял.

– Главное, что ты понял.

– Поздно понял, – поджал я губы и достал еще одну сигарету. Алёнка положила голову мне на плечо, а свободной рукой трогала пуговицы моей рубашки. Я повернулся к ней и, улыбнувшись, поцеловал. – Ты хорошая, Алёнка. И у тебя все обязательно будет хорошо.

– И ты хороший. Очень. Если бы не ты… – она подавила всхлип, шумно вздохнула и сжала мою руку, впившись в кожу ноготками. – Я бы не выдержала, Тём. Ты всегда был рядом…

– И всегда буду. Хватит сырость разводить, Огурцова, – улыбнулся я, легонько боднув её головой. – Может, это просто мечты, которым не суждено сбыться, но я хочу попытаться изменить все это. Помнишь, когда Дэн с Панковой порезали твой портфель лезвиями?

– Конечно, – нахмурилась Алёнка, – а что?

– Помнишь, Дэн потом орал, что кто-то ему серной кислоты в пакет налил и спалил там все нахуй?

– Ага, – Алёнка задумалась, а потом рассмеялась. – Это был ты? Тёмка! Да, ладно?

– Да. Я это сделал и сейчас нихуя не горжусь. Но все же тешу себя мыслью, что это было не зря, когда один из уродов стал на место того, кого презирал. Может, поэтому Дэн сегодня заступился за Шпилевского и подошел к нам. Мне очень хочется в это верить, Алёнка. Но я все еще сомневаюсь, – вздохнул я, сминая окурок и бросая его в урну.

– Не сомневайся в своем выборе, – шепнула Алёнка и поежилась. – Если не сомневаешься, значит, все сделал правильно. Мне так мама говорила.

– Правильно говорила, – ответил я и, прижавшись к ней, посмотрел на часы. – Вроде троллейбусы уже ходят. Пойдем скажем учителям, что мы домой?

– Давай, – зевнула она, а потом потянулась. – А то я вечность готова тут просидеть.

– Как и я…

Вернувшись, я оставил Алёнку на улице и прошел мимо сопящего охранника, рядом с которым стояла полупустая бутылка минералки. Да и минералки ли? Но мне было похуй. Надо найти учителя, сказать, что мы с Огурцовой идем домой, и свалить отсюда навсегда.

Но войдя в зал ресторана, где царила тишина и лишь негромко играла музыка, я обнаружил, что все взрослые спят. Спал даже Аносов, откинувшись на стуле и храпя, как молодой дизель на холостом ходу. Я не стал никого будить, решив просто зайти в туалет отлить.