При объективном рассмотрении сооружение, состоящее из зыбких «фактов» и незыблемых формул, рассыпалось, Верховный суд опротестовал решение, узаконивающее обвинение молодых педагогов в аморальном поведении, как бездоказательное и дело направил для нового рассмотрения в Оренбургский областной суд по первой инстанции.
И вот тут-то, при вторичном разбирательстве по первой инстанции, когда суду — на этот раз областному — надлежало непосредственно, лицом к лицу с живыми людьми и живыми фактами, рассматривать и оценивать доказательства, с особенной яркостью выявилась одна замечательная особенность данного дела. Администрация музыкального училища, если верить ее искренности, уволила А. В. Снегова и О. П. Лебедеву исключительно в интересах нравственного воспитания молодежи, дабы уберечь ее от этически нежелательных воздействий (именно это и подразумевает по самой логике вещей соответствующая статья законов о труде). А что вышло в действительности? Беру на себя смелость утверждать, что даже Казанова и Мессалина, окажись они фантастическим образом в Оренбургском музыкальном училище, нанесли бы моральным устоям меньший ущерб, чем вовлечение студентов в обстоятельное судебное разбирательство, посвященное, что ни говори, интимной жизни педагогов. Администрация, стремясь выиграть дело во что бы то ни стало, не только не подумала, не позаботилась о том, чтобы между залом суда и училищем была внушительная педагогическая дистанция, но сама же вовлекла студентов в разбирательство — они выступали в нем на ее стороне.
(Отмечу, что речь идет не о студентах, которые учились у Снегова, — те не утратили к нему любви и уважения.)
Четыре дня суда — допрос тридцати лиц занял около двухсот пятидесяти листов, — четыре дня пересудов в училище. Можно догадываться, о чем говорилось, когда ежедневно на суд уходили педагоги и даже студенты, чтобы давать показания: целовались или чуть ли не целовались, поглаживал ли он ее по спине во время танца или лишь легко, естественно касался, что говорил он в буфете и что отвечала ему она в гардеробе…
Думал ли о возможности подобного развития дела М. С. Малов, когда начинал его? Возможно, уроки военного дела и уроки эстетики он ведет отлично, но урок этики ему не совсем удался.
(Разумеется, я весьма далек от намерения утверждать, что во избежание нежелательных последствий не надо освобождать от работы педагогов за аморальное поведение ни при каких обстоятельствах, — надо лишь руководствоваться при этом действительно интересами морального воспитания молодежи.)
Оренбургский областной суд, рассмотрев дело заново, Снегову в иске о восстановлении на работе опять отказал, а Лебедеву восстановил по чисто формальному основанию, поскольку она, молодой педагог, была уволена без согласования с управлением культуры, то есть и по отношению и к ней обвинение в аморальном поведении осталось и силе.
А. В. Снегов и О. П. Лебедева опять обратились в Верховный суд РСФСР.
«Наши отношения, — писала Ольга, — были и остаются чистыми и искренними…»
«К сожалению, — писал Андрей Валентинович, — суд не смог и не пытался отличить настоящую любовь от нездоровых веяний, создаваемых вокруг нашего дела».
А тому, что любовь эта настоящая, теперь, пожалуй, поверил бы при добром отношении к людям и человек, не склонный к романтизму. Оставшись надолго без работы, когда вопрос: «Олечка, что мы будем сегодня кушать?» наполнился новым содержанием и рядом с ним возник вопрос: «Олечка, где мы будем сегодня ночевать?», в атмосфере пересудов, недоброжелательства, без любимого дела, лишенные доброго имени, они становились лишь роднее и нужнее друг другу.
Администрация Оренбургского музыкального училища направила в Верховный суд РСФСР «Возражения на кассационную жалобу Снегова Андрея Валентиновича».
«Коллектив училища, — написано в нем, — считает, что восстановление на работе Снегова и Лебедевой позволит утверждать в качестве нормы такую установку, что любовь оправдывает все…»
Ничего нового, что доказывало бы аморальное поведение А. В. Снегова и О. П. Лебедевой, документ этот не содержит, да и не может содержать, — ведь уже было четыре судебных разбирательства, где вся жизнь несчастливой этой пары выворачивалась наизнанку. Отличается он лишь еще большей «художественной силой», которая в обвинительных документах по данному делу возрастает по мере убывания силы доказательств: например, рассказано о том, как Ольга жестокосердно перешагнула через коленопреклоненную мать…
Но увы, суду нужны не острые формулы и не художественные образы, а доказательства.