Урок ловиласки

С надрывом и ликующим воодушевлением прут упал, вгрызаясь с оттяжкой. Взвыв, Аглая схватилась за вздувавшиеся ранки, полыхавшие малиновым. Взгляд обещал не просто угробить в минимальные сроки, но делать это долго и максимально мучительно.

Крепостные поклонились и полуприсели. Меня признали правильным хозяином. Суровым и справедливым. Против таких не затевают бунтов.

Затем они быстро сработали по ученицам. Не зло и не больно. Средне, просто чтобы те не забывали. Я уже влезал в доспехи, застегнув на плечах и соединяя грудную часть со спинной креплениями на правом боку. Ко мне подтянулись остальные. Аглая держалась в стороне.

Позорно высеченная команда отправилась в обратный путь.

С горящими взорами, победно вскрикивающие, взбудораженные и довольные крепостные стали расходиться. Разговоров хватит надолго. Впечатления зашкаливали. О том, что кого-то казнили, помнит теперь только его семья. С игры и последующих событий новостей намного больше, и они приятней. А казнь — дело житейское. Сегодня одного, завтра другого. Рутина.

Дарья добилась своего. Мои аплодисменты.

Часть одиннадцатая Финал

Преподавательница вещала:

— Ловиласка в целом — это самостоятельное искусство, которое одновременно является средством утешения. Кто скажет определение утешения?

— Утешение — сброс питающей тьму и злобу энергии, ее перерождение в доброе и лучшее, — без запинки протараторила Любава.

Варвара кивнула:

— После утешения других мыслей не остается, все грязное уходит. Ловиласка и утешение настолько взаимосвязаны, что не всегда сразу понятно, что есть что, и о чем речь в каждом конкретном случае. Расскажу о коренном отличии. Ловиласка нужна для продолжения рода и удовольствия, а утешение — для усмирения и успокоения. Утешение, как известно, бывает разное. Какие виды можете назвать?

— Словесное и телесное! — снова выпалила Любава. — За утешением душ идут в храм на верхние этажи, за утешением тел — на нижние.

Варвара дополнила:

— Есть еще утешение глаз, собственной ценности оно не имеет и обычно предваряет или же дополняет телесное. Впрочем, иногда заменяет. В храмах утешение глаз совмещено с утешением эмоций, оно происходит во время паломничества, когда прихожанки, которым рекомендован данный вид утешения, одновременно вбирают положительные эмоции и выплескивают отрицательные. К видам телесного утешения относятся касания, поглаживания, объятия, поцелуи и опять же ловиласка, но лишь в двух из трех своих направлений: успокаивающая и опустошающая. Без возбуждающей. Утешением занимаются храмы, а возбуждающее направление — прерогатива мужей, ее мы как раз проходим. Назовите лучшее время для ловиласки.

— Естественно, ночь, — фыркнула Ефросинья.

Варвара заявила с плутовским прищуром:

— Неправильно.

— День?! — Любавина ладонь вскинулась, чтоб прикрыть отворившийся рот, но замерла на полдороге, забыв, зачем поднялась — мысли, получившие пинка от фантазии, уже летели далеко вперед. Там, в далекой дали, им открылось что-то роскошно-невероятное и, видимо, не совсем приличное, потому что царевна быстро закрыла рот и покраснела.

— Вечер перед сном? — ровным голосом предположила Амалия.

Она уже все просчитала, каждый вариант был выпотрошен, взвешен и оценен. С учетом признанного неправильным другого правильного ответа просто не существовало.

— Лучшее время для ловиласки — когда угодно, — довольно объявила Варвара. — А что нужно делать ночью?

— Спать! — звонко выдала Любава очевидное для любого.

И поняла, что поспешила.

— Ночью нужно делать все, — улыбнулась Варвара. — В том числе, конечно, и спать.

Улыбки осветили только что замысловато-замороженные лица. Воздух стал более свеж, а мир ярок. За время лекции мое пособие нисколько не утратило учебных свойств. Сказалось влияние неутомимых Клары и Феофании, которые не оставляли в покое, предлагая то обняться, то потанцевать, то побороться. Словно спевшаяся парочка, они обменивались странными многозначительными взглядами, и смысла в это переглядывание вкладывалось больше, чем мог увидеть даже я — не последнее звено в спаянной тайной и запретным удовольствием цепочке. По-моему, у Клары с Феофанией синхронизировались мысли, и выработалось общее отношение к вопросу. И наполнили одинаковые фантазии. Лежа как Бологое между жадной Москвой Феофании и горделиво-скромным Питером Клары, я образовывал мост, связывавший всех троих в нечто нерушимо целое. Даже четверых, включая Ефросинью — как оставленная в прошлом столица, она завистливо и мстительно наблюдала со стороны, в глазах читалось желание реванша. По мосту из конца в конец носились желания и фантазии, их холили и лелеяли, наполняли новыми смыслами и новыми же ожиданиями, пестовали и нянчились, как с несмышлеными детьми, которым нужно все показать и объяснить. Даже необъяснимое.