Возможно, меня удивляет не то, что Эллис изучила тассеомантию. А то, что она предпочла узнать о ней из этой книги, которую сейчас так внимательно изучает, скользя пальцами по тексту, чтобы не сбиться. Легче представить ее изучающей жизненный опыт, нежели книгу: Эллис в прокуренном лондонском салоне, развалилась на шелковом диване и курит опиум, пока ясновидящая с закрытым вуалью лицом предсказывает ее будущее по кофейной гуще.
Мы сидим так около минуты, прежде чем Эллис разрешает мне трижды повернуть чашку и затем поднять ее.
– В какой стороне юг? – спрашивает она, и когда я говорю ей, велит мне направить туда ручку чашки, потом тянется через стол и подвигает блюдце к себе.
Эллис наклоняется над чашкой, ее взгляд скользит от маленького пучка листьев, собравшихся напротив ручки, к пятнышкам, размазанным по дну. Ее лицо застыло в маске сосредоточенности; хотелось бы мне иметь способность проникнуть в ее голову, пролистать ее мысли, прочитать их так же легко, как она, похоже, читает мои.
– Я должна была придумать вопрос? – Карты таро обычно спрашивают. Я не знаю, нужно ли это для гадания по чаинкам.
– О, я понятия не имею. Предполагаю, что смогу предсказать твою судьбу в целом, если ты не возражаешь.
Я не против. Я определенно предпочту, чтобы она задала общий вопрос и не смогла его интерпретировать, чем сама буду спрашивать что-то конкретное, например: оставит ли меня в покое дух Алекс? Или смогу ли я когда-нибудь снова собрать себя воедино?
– Тут крест, – говорит Эллис. Она пролистывает книгу о гадании по чаинкам до указателя, ведет пальцем по длинному списку ключевых слов, пока не находит нужное. – Он означает смерть – не удивительно, наверное, учитывая твою историю. Он находится на дне чашки, следовательно, это события, произошедшие в прошлом.
Я немного наклоняюсь вперед, стараясь заглянуть в чашку из-за ниспадающих непослушных волос Эллис. Конечно, я не могу ничего из этого понять.
– Гора, – говорит она. – Это обычно влиятельные друзья. О, очевидно, ты сделаешь еще и успешную карьеру, как славно. Наверное, на этом пути ты и встретишь этих влиятельных друзей? – Она одаривает меня мимолетной улыбкой. – А еще у нас есть нечто, похожее на руку. – Она снова полезла в книгу, перелистывая главы вперед и назад. – Это означает какие-то отношения: либо ты поможешь людям, либо они помогут тебе. Еще это может означать правосудие. Но это совсем разные интерпретации, не так ли?
– Я думаю, у тебя ничего не получилось, – криво улыбнувшись, сообщаю я ей.
Она улыбается и снова склоняется над чашкой.
– Ладно, в последний раз. Это похоже на какую-то птицу… это знак опасной ситуации. Но также это может означать, что за тобой следят злые духи – я не уверена, какие именно. Может быть, призраки Пятерки из Дэллоуэя приходят, чтобы преследовать своего колдовского наследника?
Духи. Или
Алекс вечно говорила, что я одержима Пятеркой из Дэллоуэя и магией в целом. Говорила, что я противоречу здравому смыслу. Что я сумасшедшая.
Но это совсем не так.
Некоторые вещи слишком мрачные, чтобы их можно было разглядеть или объяснить.
Должно быть, я заметно вздрагиваю, потому что Эллис захлопывает книгу и отодвигает чашку, столкнувшись с моим взглядом через стол.
– Не переживай, – говорю я с натянутой улыбкой, – я не испугалась какого-то намокшего…
Звон разбивающейся керамики такой громкий, что кажется выстрелом. Вскочив на ноги, дрожа, я таращусь в другой конец комнаты, где с каминной полки упал цветок, разбрасывая глиняные осколки и черную землю по паркету.
Эти слова крутятся в моей голове, пульсируют в мозгу. Эллис отодвигает блюдце и наклоняется ко мне, ее распахнутые глаза серые, как холодная вода в пруду.
– Фелисити, – начинает она, потянувшись ко мне; я отшатываюсь.
– Это она, – задыхаюсь я. Я хочу прижать руку к лицу, но не осмеливаюсь закрыть глаза. Даже здесь, даже при Эллис, Алекс не оставит меня в покое. – Она никогда не будет… Она…
– Поговори со мной, Фелисити.
Я делаю глубокий резкий вдох, заставляю себя отвести взгляд от цветка. Его, должно быть, недавно поливали; темная жижа растекается по полу, пачкая бахрому ковра.
– Что происходит? – Эллис настойчива.
Я сажусь, но меня трясет так сильно, что Эллис, наверное, чувствует это, когда я опираюсь локтем на стол.
– Ничего, – отвечаю я, стараясь успокоиться.
Но Эллис почуяла кровь, мое мягкое подбрюшье обнажилось, и в этом смысле – да во всех смыслах – она акула, и никак иначе:
– Расскажи мне.
Я складываю руки на коленях, пряча их под кофейный столик. Дыхание обжигает мне затылок. Интересно, может ли Эллис видеть позади меня Алекс, чьи костлявые пальцы смыкаются на моем горле?
– Ты подумаешь, что я дура.