— Я не успел осмотреть Обелиск до закрытия, а вечером уезжаю.
Меня доверили подоспевшему толстяку из туристической полиции, который вел себя вполне дружелюбно, но плохо говорил по-английски, а потому не смог толком объяснить, куда ведет. Оказалось, на древнее мусульманское кладбище… Когда мы продолжили экскурсию по городу, я сообщил своему провожатому:
— Мне бы хотелось хоть краем глаза, пусть издали, взглянуть на Высокую Дамбу до заката.
Мой спутник остановил первую же машину — такси. Сообщив водителю, что денег нет, я оказался в гордом одиночестве и пошагал к выезду из города.
Первую попутку взял почти сразу, но недалеко. Высадился рядом со школой. Вокруг гуляло много приставучих детей, попытавшихся "помочь" мне остановить такси. На дороге преобладали пикабусы. Через пятнадцать минут я уехал в пикапе с инженерами-строителями к храму Фела. На Дамбу все равно уже не успевал…
Солнце уже село. Поэтому я не пошел на пристань, от которой туристы на фелюках переправляются на бывший холм, ныне остров с перенесенным из образовавшихся глубин храмом, а решил отыскать в сумерках тропу в горах к тому месту, откуда видно остров.
Пока прыгал с камня на камень, окончательно стемнело. Я забрел уже далеко вглубь, а храма так и не узрел. На ощупь спустился ползком в бухту — в прямой видимости от пристани. Идти обратно в темноте не решился, а спать девять часов на камнях не захотел. Поорал пару раз "Help!" и, видя, что это не дает эффекта, созрел для весьма рискованного шага. Раздевшись, спрятал под кустом сумку с документами, повесил комбез на ветках и полез в воду.
Вода вначале показалась мне достаточно теплой. Я быстро доплыл до первого скопища фелюк. Пустых лодок среди них не было, поэтому я одолжил спасательный жилет из-под скамейки и проверил второе скопление, третье… После часа купания потихоньку начал бить озноб. Проверяя очередную группу фелюк, заметил, наконец, свободную лодку, стоявшую на якоре метрах в десяти от берега.
Только подогнал лодку найденной на борту палкой, чтобы совершить пересадку, как явился шайтан в чалме. Он окликнул меня, но поскольку я не отвечал, чтобы не выдавать свою иноземность, а затаился среди снастей, начал с воплями кидать камни! Сохранность бортов его, похоже, совсем не беспокоила, так что я рыбой скользнул за борт и рванул к отдаленной группе фелюк. Еле вскарабкался на скользкую палубу, расстелил там часть складированных подушек. Удалось даже подремать — через полчаса глянул в сторону берега: шайтан не ушел, а с фонарем вглядывался в темноту. Так что я разложил промокшие подушки на просушку, соорудил новое лежбище и в следующий раз вылез лишь полтретьего.
Деревня и пристань обезлюдели. Единственный фонарь — луна. Купаться мне категорически не хотелось. Отвязал фелюку, выбрал курс и хорошенько оттолкнулся. Затормозил руками о снасти суден прибрежного скопища. Подтянул лодку, внутренности которой были уютно выстелены ковриками, а весла снабжены гардами, как шпаги. Прикрепив доставившее меня судно к корме, я попытался преодолеть его момент инерции. Но оказалось, что оно довольно прочно село на мель, и я минут десять лазил по соседним лодкам, пытаясь его вытолкнуть на чистую воду. Дальше процесс пошел, все фелюки и спас- жилет вернулись на свои места, а я поплыл в бухту спуска.
По пути наткнулся на спящего рыбака. То, что лодка обитаема, я осознал лишь пришвартовавшись — груда одеял на дне пошевелилась.
Верное место нашел далеко не сразу, захода эдак с третьего — исключительно по чудом удержавшимся на месте штанам. Куртка, содержимое ее карманов, сумка с документами и обувь были надежно укрыты от посторонних глаз… десятисантиметровым слоем воды! Видимо, в ночное время стоки плотин изменяются, повышая уровень в междамбовом озере. Одна радость — низкая глубина затопления. Фонарь еще не заржавел, а потому засветил, как только я вылил из корпуса воду. О судьбе фотоаппарата предпочел не думать…
А световое шоу я все ж краем глаза зацепил — когда высматривал шайтана, в стороне острова виднелись освещенные желтым светом колонны и синие лучи, гулявшие по небу. Прогулка на лодке, разумеется, состоялась в полной темноте и одиночестве.
Полдевятого протрубили подъем приплывшие на катере аборигены. Сказал им, что был в горах и упал в воду, поэтому приплыл сюда. Похоже, поверили. Я собрал вещи и позволил транспортировать себя на берег, где и расстались. Не думаю, что хозяин лодки сильно огорчился моей выходкой — осталась та в пределах дневной видимости, а на якоре изначально стояла вне сухопутной досягаемости.
В деревне я встретил хлеботорговцев на пикапе, продавших мне четыре лепешки из муки грубого помола за 5 рублей (1 фунт). Воду пришлось попросить в мечети. Уборщик-нубиец чужеземца на порог не пустил, а принес воды в бутылке и дождался возврата тары. Солдат на посту малой плотины меня узнал и позволил самому остановить средство передвижения через плотину.