Привели в участок, отдали целый кабинет со столами и стульями. Особо ретивый полицейский долго не мог поверить в абсолютность моей голодовки:
— Ну, хорошо, есть ты не хочешь. Но апельсин-то ты съешь? Как, и апельсин не будешь? И воды не надо? Ну, я ж тебе как брат! Скажи, что ты хочешь — все сделаю. Нет, отпустить не могу — у меня твоего паспорта нет, а без паспорта нельзя. И в Каир я позвонить не могу — в эль-Арише все телефоны сломались…
Я довольно долго наблюдал в окно за проезжающими мимо автомобилями и пешеходами, пока не почувствовал, что клонит в сон. Попробовал прикорнуть на стуле за столом, потом — улегся на столе с ногами. Затем меня все же отвели в соседний кабинет и разрешили расположиться там на полу.
Полтретьего меня разбудил солдат и начал доверительно вещать:
— Я шесть лет прожил в Штатах. У меня невеста русская, поэтому мне просто невыносима мысль, что рядом беспричинно страдает гражданин такой замечательной страны. Сделай милость, поужинай со мной, а в шесть утра тебя повезут в Каир — честное благородное!
Но я ответил:
— За последние несколько дней на меня навешали столько честноблагородной лапши, что поверить какому-либо египтянину я больше не смогу. И вообще, какого черта от меня надо в три часа ночи?!
Солдат еще потренировался в загрузке меня навороченными английскими фразами, но я притворился спящим (что, по причине заранее вставленных в уши пробок и естественной усталости, было несложно), и "огорченный потерей лица" посланец ушел.
Утром меня разбудили, посадили в "воронок" вместе с попутным чемоданом, на котором я и сидел всю дорогу. Около девяти скоростной грузовичок уже достиг кафе на берегу канала, и дед-сопровождающий уговорил меня выйти и посидеть рядом за столиком. Уловка не удалась. Вид обильного завтрака мой уснувший аппетит не пробудил. Вообще, как выяснилось, "сухую" голодовку на первых порах организм переносит гораздо легче, чем обычную без болей в желудке и с помогающей в заключении сонливостью.
В Каир мы въезжали мимо парка развлечений "Sindbad". Сильно помятый чемодан выгрузили рядом с вокзалом, а меня с дедом на площади Тахрир. Мы прошли в большое серое здание на второй этаж в департамент паспортов и миграции. Чиновник, рассмотрев сопроводительные документы, сообщил:
— Служба безопасности требует твоей высылки из страны. А осуществить это можно лишь одним путем — купить авиабилет.
— У меня на это нет денег.
— Тогда позвони в посольство.
Как я и предполагал, из консулов там никого не было по причине выходного, но дежурный пообещал позвонить послу.
После звонка в посольство я возобновил нормальную жизнедеятельность: пока мы ехали в "место длительного содержания" (в просторечии — тюрьма) выпил воды, съел немного хлеба из дарованных дедом остатков завтрака.
Следственный изолятор неподалеку от Цитадели населен в основном иностранцами-нарушителями паспортного режима. При виде меня негр из-за решетки начал просить стражей:
— Давайте новенького сюда!
Однако, видимо, руководствуясь этническими соображениями, начальник приказал открыть камеру с арабским большинством.
Первым делом я выяснил режим питания. Ланч подавали рано утром, а обед — днем. Меню почти неизменно: несколько лепешек с фля-фля и чайный комплект (пакетики с заваркой, сливками и сахаром) на завтрак; тарелка пресного овощного супа, миска вкусного риса с макаронами, хлеб, два яйца, упаковка простоквашеобразной сметаны, помидор, несколько перчиков и апельсин или банан на десерт. Количества закуси вполне хватает для скромного полдника и ужина — тем более, что хлеб обычно остается у менее прожорливых соседей. Поскольку своей посуды у меня не было, мне пришлось есть из одной миски с гостеприимными сомалийцем Абдуллой и мавританином.
Пол камеры был устелен покрывалами, и все ходили босиком, привязав пакет с туфлями в туалете. "Очко" и душ с холодной водой отгорожены клеенчатой шторой от умывальника. Помимо радио к тройнику подключали самодельную плитку для кипячения воды и готовки куриц. Почти каждый рабочий день по вызову из департамента меня возили в "Immigration" — это позволяло хоть как-то разнообразить монотонную жизнь заключенного и посещать более приличные общественные сортиры.
На площади порядка 40 кв.м. ожидали депортации порядка тридцати иностранцев, но их состав ежедневно менялся, и иногда численность заключенных доходила до сорока! По периметру на каменных полках располагалось два десятка "паханов"-долгожителей. Ночевали они по двое, но проживающим на полу приходилось значительно хуже — сидеть неудобно, на территорию претендуют бодрствующие, и постели быстрее пачкаются.
Колония китайцев держалась обособленно, за исключением Уан-Пи-Си и Се-Уана с ними я быстро познакомился на почве общего увлечения игрой в карты. Они играли весьма умело, но без энтузиазма, а потому редко. Долгожитель Абдулла объяснил мне нюансы тюремной жизни и правила игры в "канкан" — восхитительную карточную игру, позволяющую с интересом проводить время даже двум участникам. К моему тайному сожалению, вскоре его освободили…