Чудо, что она не заснула, не успев закончить свою мысль. Под натиском сестры в речи Элинор появляется нечто похожее, в ее понимании, на страсть. «Не стану отрицать, – сказала Элинор, – что я высоко его ценю, что уважаю его, что он мне нравится». Кажется, она готова произнести какие угодно слова, но не те единственные, что мы так жаждем услышать. «Уважаю! Нравится!» – вспыхивает в ответ Марианна, словно прочитав наши мысли. «Посмей повторить эти слова, и я тотчас выйду из комнаты!» – негодует она.
И эти, едва теплящиеся, чувства Элинор и Эдварда (а вовсе не пылкие и безрассудные отношения Марианны и Уиллоби) выдавались в романе за истинную любовь. По мере развития сюжета концепция Элинор побеждает, а представления Марианны рушатся. Отлично усвоив урок Остин о взрослении, я, конечно же, понимал, что Марианна придает слишком большое значение своим чувствам, чересчур романтична. К примеру, прощаясь со своим домом в Норленде, она умудрилась произнести семь восклицательных предложений: «Милый, милый Норленд!.. Когда перестану я тосковать по тебе!.. О счастливая обитель!..» и так далее. Марианна очень часто выглядит наивной и чрезмерно взволнованной, но это только подчеркивает предвзятость Остин и ее желание убедить нас (а порой, кажется, и саму себя) в превосходстве суждений Элинор над воззрениями младшей сестры. Остин хотела, чтобы мы отдали предпочтение рассудку, а не чувствам, но перед нами стоял другой выбор: любовь по Элинор или любовь по Марианне. На весах два вида чувств, два представления о том, что же такое любовь.
Думая о любви, мы сразу вспоминаем романтическую историю Ромео и Джульетты. Именно так люди представляли себе настоящую любовь и во времена Шекспира, и в эпоху Остин, и, наверное, будут представлять всегда. Мы, как Марианна, верим в любовь с первого взгляда. В тот судьбоносный день она едва успела рассмотреть своего спасителя, однако увидела достаточно, чтобы прийти к выводу: «Внешность его и манеры были в точности такими, какими она в воображении наделяла героев любимейших своих романов»; она жаждала узнать о нем все. Вторая встреча на следующий день лишь укрепила ее внезапные чувства. Марианну, как Майкла Корлеоне в романе «Крестный отец», «хватило громом»[36]
.Мы, вместе с Марианной, верим в то, что настоящая любовь случается лишь однажды. Девушка была категорически против «вторых привязанностей» – так называли их в те дни, – а, стало быть, против вторых браков. Короткая продолжительность жизни во времена Остин сделала повторные браки обычным делом (в наши дни причиной повторных браков стали разводы). Сегодня мы, в отличие от Марианны и ее современников, вольны заводить столько романов, ведущих или не ведущих к браку, сколько захотим. Для нас отношения не такая серьезная штука, как для Марианны, и тем не менее мы склонны полагать, что в череде любовных приключений только один сердечный союз (как правило, последний) – настоящий, а остальные были ошибкой. Для мисс Дэшвуд имеет значение только первое чувство, для нас – последнее; но и она, и мы верим, что полюбить по-настоящему возможно лишь один раз.
Несмотря на то что наша жизнь сильно отличается от жизни Марианны, мы, как она, все еще верим в юношескую любовь. По крайней мере, судя по несметному количеству соответствующих книг, песен и фильмов, хотим в нее верить. Джульетте, когда она решила выйти замуж за Ромео, было тринадцать лет; не потому, что во времена Шекспира так рано вступали в брак, а потому, что для большинства людей истинная любовь неразделима с пылкостью, свежестью и целомудрием молодости. Любовь для нас – весна и начало всех начал. Самой юной героине Остин, Марианне, было шестнадцать. По ее мнению, «женщина в двадцать семь лет… уже должна оставить всякую надежду вновь испытать самой или внушить кому-нибудь нежные чувства» (именно так все думали об Энн Эллиот в «Доводах рассудка»), а мужчина в тридцать пять, «даже если некогда обладал достаточной пылкостью, чтобы влюбиться, несомненно давным-давно ее утратил». Теперь мы не согласны с арифметикой Марианны, но не оттого, что изменили свои суждения о любви; просто мы остаемся молодыми душой и телом намного дольше, нежели люди времен Остин.