Уроки ирокезского

Но самым удивительным в этой "захватнической" истории было то, что юридически – в соответствии с нынешними обычаями международного права – Россия ничего противоправного и не совершила. Единственный из известных договор о границе между именно Норвегией и Россией нарушен не был, а признавать ли новое государство правопреемником Швеции в части пограничных споров или нет – это было уже делом сугубо российским. То есть в некоторой степени и норвежским тоже – но это могло бы стать предметом переговоров, от которых Норвегия, объявив войну, сама отказалась. Да и шведский король Густав, которому дрязга с Норвегией изрядно подпортила репутацию, поспешил заявить, что "в связи с утратой территории, являвшихся предметом договоров, Швеция отказывается от пограничного договора тысяча восемьсот двадцать шестого года и договора тысяча шестьсот восемьдесят четвертого года" – последний был, правда, заключен вообще с Данией, но Швеция стала ее правопреемником в этом договоре. Так что у норвежцев юридических оснований для претензий к России попросту не осталось. Ну а что за это получил Густав… Ламздорф же получил орден Красного Знамени от меня и Владимира второй степени – от Императора (хотя я думаю, что скорее от его матери).

Договор о мире мы подписали в Копенгагене, и теперь гарантом этого договора выступил уже датский король Фредерик Восьмой. Мы – я там тоже присутствовал, но подписывали его Кристиан Хакон и Николай Александрович, так что по большому счету это были просто "семейные посиделки". На которых датчанин сына-норвежца сильно отругал – за глупость (мне запись ругани доставили – ну не знал Фредерик о подслушивающих устройствах еще), но в целом переговоры прошли достаточно спокойно и – что было главным – европейские монархи и правительства договор признали. А еще мне очень понравилось то, что британцы после всего произошедшего все же решили, что Россия пока еще достаточно слаба. Потому что даже у Норвегии побоялись отъесть кусок побольше…

Сколь ни странно, на решение британцев повлиял и выход на экраны фильма "Ах, водевиль, водевиль" первого же мая: они решили, что я таким образом "народ отвлекаю от возможных военных неудач". И к "отвлечению" как раз три месяца и готовился: наверняка кто-то им сообщил, что "русский канцлер опять кинематографией занялся"…

Конечно, им так же донесли (многочисленные члены Петербургского Английского клуба) и об истерике, которую мне устроили сразу после ввода войск "на границу" одновременно Ламздорф и Иванов. С криками о том, что я-де "провоцирую войну с несколькими странами при том, что Россия и с каждой по отдельности воевать не в состоянии". Ну да, поорали товарищи, было такое. Я тоже в ответ поорал, большей частью насчет "недопустимости терпеть унижения", добавив что-то вроде "трупами закидаем" и "бабы еще нарожают"… Особенно громко разорялся Иванов – главным образом потому, что я "забрал всю полевую артиллерию и в войсках остались только пушки семьдесят седьмого года" – что вообще-то было правдой. Ну а Владимир Николаевич орал негромко, да и на мой взгляд немного сфальшивил в своем негодовании, но свидетели перебранки наверняка списали это на "дипломатический этикет". Так что проскочило.

На грани проскочило. Но если бы я точно не знал, что британцам так и не удалось понять, каким образом был уничтожен японский флот, то в бутылку не полез бы. Однако – благодаря качественно поставленной генералом Вогаком разведке – я точно знал, что все, что британцы выяснили – это то, что флот уничтожали береговые пушки, причем скорее всего германского производства (ведь продал Крупп потихоньку кому-то свои здоровенные орудия), а японскую армию разбили "несметные толпы корейцев". Насчет бомбардировки Токио все было списано на "корейских диверсантов и врожденный идиотизм макак" – то есть японцев, которых англичане считали такими же дикарями, какими японцы считали их самих, так что сейчас русская армия ничего лучше двухсполовинойдюймовых пушек выставить не может.