К ужасу Уолтера, вверх взметнулся лес рук. Не успел он оглянуться, как на сцене уже суетилось множество зрительниц, которым Элизабет предлагала забирать все, что угодно. Менее чем за минуту весь антураж исчез – даже репродукции со стен. Остались только громоздкие часы да фальшивое окно.
– Ну вот, – изрекла она серьезным тоном, когда все вернулись на свои места. – Теперь можно начинать.
Уолтер прокашлялся. Один из первейших законов телевидения, наряду с «развлекать», требует в любых обстоятельствах делать вид, что все идет по плану. Телеведущих специально обучают этому искусству, и Уолтер, который никогда ведущим не был, в один миг решил испытать такой метод. Сидя в своем брезентовом кресле, он выпрямил спину, а потом наклонился вперед и сделал вид, будто сам спровоцировал нарушение всех телевизионных норм. В действительности же ничего подобного он не совершал; все это знали, и каждый отреагировал на его беспомощность по-своему: оператор покачал головой, звукорежиссер вздохнул, сценограф из правой кулисы показал Уолтеру средний палец. Тем временем Элизабет на сцене рубила шпинат гигантским кухонным ножом.
Лебенсмаль его убьет.
На несколько мгновений Уолтер закрыл глаза и прислушался к шорохам телезрителей: кто-то ерзал на стуле, кто-то покашливал. Где-то вдалеке Элизабет распространялась насчет важности калия и магния для человеческого организма. Карточкой-подсказкой, заготовленной для эпизода со шпинатом, Уолтер особенно гордился. «Не правда ли, у шпината прелестный цвет. Зеленый. Напоминает о весне». Это она пропустила не глядя.
– …многие считают, что шпинат делает нас сильными, потому что железа в нем – почти как в мясе. Но на самом деле шпинат богат щавелевой кислотой, которая препятствует усвоению железа. А значит, когда Моряк Попай хвалится, будто приобрел исполинскую силу[20]
, подзаправившись порцией шпината, не верьте.Ну, фантастика. Уже Моряка Попая уличает во лжи.
– Тем не менее шпинат обладает высокой питательной ценностью – об этом и о многом другом мы продолжим разговор после небольшого перерыва, – продолжала Элизабет, размахивая перед камерой своим ножом.
Час от часу не легче. Уолтер даже не стал вставать. В считаные мгновения Элизабет возникла у его локтя.
– Ну как, Уолтер, тебе понравилось? – заговорила она. – Я последовала твоему совету. Задействовала публику.
Он повернулся к ней с каменным лицом.
– Сделала все, как ты сказал: развлекала. Зная, что мне потребуется много свободного пространства, я вспомнила про бейсбол – помнишь, как торговцы бросают в толпу орешки? И это сработало.
– Да, – произнес он безразлично. – А потом ты предложила зрителям поживиться базами, битами, перчатками и вообще всем, что плохо лежит.
На лице Элизабет читалось удивление.
– Ты сердишься?
– Тридцать секунд, миссис Зотт, – предупредил оператор.
– Нет, что ты, – спокойно произнес Уолтер. – Я не сержусь. Я в бешенстве.
– Но ты же сам сказал: развлекать.
– Нет, ты не развлекала: ты распорядилась тем, что тебе не принадлежит.
– Мне требовалось свободное пространство.
– В понедельник готовься умереть, – сказал Уолтер. – Сразу после меня.
Элизабет отвернулась.
– Я снова с вами, – услышал он раздраженный голос Элизабет на фоне одобрительных аплодисментов зрителей.
К счастью, после этого он мало что воспринимал, но лишь потому, что у него схватило живот, а сердце заколотилось с такой силой, что наводило на мысль о самом серьезном диагнозе. Уолтер зажмурился и попытался приблизить свой конец – хоть инсульт, хоть инфаркт.
Открыв глаза, он увидел Элизабет, которая размахивала руками на опустевшей кухне.
– Кулинария – это химия, – говорила она. – А химия – это жизнь. Она дает нам возможность изменить все, включая себя.
Боже милостивый.
Над Уолтером склонилась его секретарша и шепотом сообщила, что на самое раннее время его вызывает Лебенсмаль. Он снова закрыл глаза. Успокойся, внушал он себе. Дыши.
С закрытыми глазами он узрел нечто такое, чего совсем не хотел видеть. Себя на похоронах – на своих собственных похоронах – среди множества людей в цветастых одеждах. До его слуха донеслось, как некто – референт? – рассказывает про обстоятельства его смерти. Эта скучная история совершенно ему не понравилась, но как раз подходила под формат его дневных программ. Слушал он внимательно, дабы в контексте эпизодов своей жизни не пропустить похвалы, однако выступающие в основном говорили что-то вроде «Какие у вас планы на эти выходные?»
Где-то вдалеке Элизабет распиналась о важности работы. Она снова читала нотации, забивая головы скорбящих идеями о чувстве собственного достоинства.
– Рискуйте, – говорила она. – Не бойтесь экспериментировать.
Не будьте как Уолтер – вот что она имела в виду.
С каких это пор на похороны приходят не в черном?
– Бесстрашие на кухне влечет за собой бесстрашие в жизни, – утверждала Зотт.