Упомянув крестную мать, Гарриет тут же прикусила язык. Она узнала о крестной только потому, что не упускала ни одной мелочи; не вызывало сомнений, что крестная-то не настоящая, а, так сказать, фея-крестная. А откуда ей это стало известно: однажды Кальвин, задолго до знакомства с Элизабет, в спешке умчался на работу, оставив дом нараспашку, и Гарриет, как добросовестная соседка, пошла прикрыть дверь.
Естественно, как и подобает тем, кто всегда доводит начатое до конца, она зашла внутрь – убедиться, что дом не обнесли. Предпринятый ею по собственной инициативе тщательный осмотр соседского жилья показал, что за сорок шесть секунд, истекших с момента ухода Кальвина, абсолютно ничего не произошло.
При этом она сделала для себя кое-какие выводы. Во-первых, Кальвин Эванс – ученый с большой буквы: его портрет красовался на обложке журнала. Во-вторых, он неряха. В-третьих, вырос он в Сиу-Сити, в каком-то церковном приюте для мальчиков. Об этом приюте она узнала только потому, что увидела в мусорном ведре листок бумаги – который, естественно, сразу извлекла: каждый может случайно выбросить какую-нибудь мелочь, которую на самом деле необходимо сохранить. Согласно письму, приют нуждался в деньгах. Руководство потеряло главного спонсора – человека, который некогда обеспечивал мальчикам «естественнонаучные образовательные возможности и здоровый, активный отдых». В настоящее время приют обращался к воспитанникам прошлых лет. Можно ли ждать помощи от Кальвина Эванса? Скажите «да»! Сделайте пожертвование в пользу приюта Всех Святых сегодня! Его ответ тоже оказался в мусорной корзине. По сути, там говорилось: да как вы смеете, пошли вы, чтоб вам всем сгнить в тюрьме.
– Кто такая крестная? – спросила Мадлен.
– Близкая знакомая или родственница, – отвечала Гарриет, запихивая свои воспоминания подальше. – Ее обязанность – приглядывать за твоей духовной жизнью.
– А у меня она есть?
– Крестная?
– Нет, духовная жизнь.
– А-а, – протянула Гарриет. – Откуда ж мне знать? Ты, к примеру, веришь в то, чего не можешь увидеть?
– Ну, я фокусы люблю.
– А я – нет, – сказала Гарриет. – Терпеть не могу, когда меня дурачат.
– Но ты же веришь в Бога.
– Пожалуй. Да.
– А почему?
– Просто верю. Как все.
– Моя мама не верит.
– Знаю. – Гарриет попыталась скрыть неодобрение.
Она считала, неправильно это – не верить в Бога. Что за гордыня? С ее точки зрения, вера в Бога необходима, как зубная щетка или нижнее белье. Ясное дело, все порядочные люди в Бога веруют… и даже непорядочные, вроде ее муженька, тоже веруют. Во имя Господа она все еще и состояла в браке с мистером Слоуном, только бремя этого брака несла в одиночку – так повелел ей Господь. Господь не упускает случая возложить на человека ответственность и старается никого не обойти. И вот еще что: кто не верит в Бога, тот не верит ни в рай, ни в ад, а ей ох как хотелось верить в ад – ох как хотелось верить, что мистер Слоун отправится именно туда. Она встала:
– Где твоя веревочка? Пошли учиться вязать узлы.
– Я уже умею, все до единого, – ответила Мэд.
– А с закрытыми глазами?
– Тоже.
– А за спиной? Сможешь?
– Смогу.
Гарриет делала вид, будто поддерживает странные увлечения Мэд, но, если по совести, она их не одобряла. Девочка не интересуется куклами Барби, не горазда на шалости: ей подавай морские узлы, книги о войне да о стихийных бедствиях. Давеча она подслушала, как Мадлен пытает городскую библиотекаршу насчет Кракатау: когда, мол, ждать следующего извержения? Как оповестят местных жителей? Сколько примерно будет жертв?
Она обернулась проследить, как Мадлен работает над своим фамильным древом: большие серые глаза скользили по голым ветвям, а зубы беспрестанно жевали нижнюю губу. Кальвин тоже вечно губу жевал. Неужто такая привычка по наследству передается? Вряд ли. Гарриет родила четверых: каждый был не похож на троицу других, а с нею и вовсе не имел ничего общего. А что теперь? Все они чужие, разъехались по дальним городам, у каждого своя жизнь, свои дети. Ей хотелось верить, что какая-нибудь железная связь соединит ее с ними на веки вечные, но такого не бывает. Над железными связями надо работать и работать.
– Кушать хочешь? – спросила Гарриет. – Сырку нарезать тебе?
Пока она шарила в глубине холодильника, Мадлен вытащила из школьного ранца какую-то книгу. «Пять лет в Конго среди каннибалов».
Гарриет заглянула ей через плечо:
– Милая моя, а учительница знает, что ты это читаешь?
– Нет.
– Вот пусть и дальше не знает.
Чтение – еще один пункт, по которому у Гарриет возникали разногласия с Элизабет. Год и три месяца назад Гарриет была убеждена, что Мэд всего лишь притворяется, будто умеет читать. Дети вечно подражают родителям. Но вскоре выяснилось, что Зотт не просто научила Мадлен грамоте на сборнике каких-то детских сказок, но и подсовывала ребенку крайне сложное чтиво: газеты, романы, журнал «Популярная механика».