Уроки химии

Гарриет задумалась: уж не гений ли эта девчушка? Отец-то у нее точно был гением. Но нет. Мадлен представляла собой результат неусыпных стараний Элизабет. Зотт просто отказывалась признавать какие-либо рамки, как для себя, так и для других. Когда минул примерно год после смерти мистера Эванса, Гарриет, прибираясь на столе Элизабет, наткнулась на записи о том, как Зотт пыталась обучить Шесть-Тридцать несусветному количеству слов. В то время Гарриет списала это на временное умопомрачение соседки, то есть на скорбь. Но потом, когда трехлетняя Мэд спросила, не видел ли кто ее раскидайчик, именно Шесть-Тридцать в считаные секунды принес и бросил ей на колени эту вещицу.

«Ужин в шесть» представлял собой столь же невероятное явление. В начале программы Элизабет каждый раз утверждала, что готовить очень нелегко и следующие тридцать минут могут оказаться крайне мучительными.

– Кулинария – не точная наука, – буквально вчера отметила Зотт. – Помидор у меня в руке отличается от вашего. Именно поэтому необходимо взаимодействовать со своими ингредиентами. Экспериментируйте: попробуйте на вкус, пощупайте, понюхайте, присмотритесь, прислушайтесь, проверьте, оцените.

Затем Элизабет подробно описала для своих зрителей химические процессы, посредством которых смешивание различных ингредиентов при определенных температурах приводит к замысловатой череде ферментативных реакций и в результате к чему-то вкусному. Велись также беседы о кислотах, щелочах, ионах водорода, и по прошествии месяца Гарриет, как ни странно, начала что-то понимать.

На протяжении всего кулинарного процесса Элизабет без тени улыбки внушала своим зрителям, что их ждет нелегкое испытание, но они, по ее мнению, люди изобретательные и способные, она в них верит. Странная это была передача. Не совсем развлекательная. Но сродни альпинизму. Вроде даже удовольствие доставляет, но лишь когда восхождение завершено.

Тем не менее Гарриет и Мадлен, затаив дыхание, ежедневно смотрели «Ужин в шесть» в полной уверенности, что каждый новый выпуск будет последним.

Мадлен открыла библиотечную книгу и теперь изучала гравюру, которая изображала человека, зубами впившегося другому в бедро.

– А люди вкусные?

– Почем я знаю? – Гарриет раскладывала на тарелке сырные кубики. – Смотря как приготовить. У твоей мамы, думаю, кто угодно вкусным получится.

«Кроме мистера Слоуна, – добавила она про себя. – Потому как у него нутро гнилое».

Мадлен кивнула:

– Всем нравится, как мама готовит.

– Кому это «всем»?

– Всем ребятам, – ответила Мадлен. – Теперь многие приносят в школу такие же обеды, как у меня.

– Надо же, – удивилась Гарриет. – Остатки? Что с вечера недоедено?

– Да.

– Их матери смотрят программу твоей мамы?

– Думаю, смотрят.

– Правда?

– Конечно, – подчеркнула Мадлен, как будто Гарриет туго соображала.

Гарриет по умолчанию считала, что аудитория программы «Ужин в шесть» невелика; это подтверждала и сама Элизабет, которая признавалась, что ее шестимесячный испытательный срок близится к концу, что за каждый выпуск нужно биться и надежды на возобновление контракта почти не осталось.

– Но ты же можешь пойти им навстречу? – спрашивала Гарриет, пряча свое расстройство. Она обожала смотреть программу Элизабет. – Попробуй хотя бы улыбнуться, что ли.

– Улыбнуться? – переспрашивала Элизабет. – Разве хирург улыбается, когда вырезает аппендикс? Нет. А ты бы стала от него требовать улыбок? Нет. Приготовление пищи, как и хирургия, требует сосредоточенности. Между тем Фил Лебенсмаль настаивает, чтобы я разговаривала со зрителями как с недоумками. Я на это не пойду, Гарриет, я не собираюсь поддерживать миф о никчемности женщин. Захотят меня прикрыть – пускай. Найду себе другое занятие.

«Может, и найдешь, – сказала про себя Гарриет, – да только платить тебе будут в разы меньше». Элизабет, благодаря телевизионным заработкам, смогла сдержать свое слово: теперь Гарриет работала у нее на платной основе и недавно получила самый первый чек. Стоит ли говорить, что у нее сразу как будто крылья на плечах выросли.

– Ты же знаешь, я всегда за тебя, – осторожно начала Гарриет, – но ты хотя бы вид сделай, что идешь на уступки. Подыграй начальству малость.

Элизабет склонила голову:

– Подыграть?

– Ну, ты меня понимаешь, – сказала Гарриет. – У тебя голова на плечах есть. А мистеру Пайну или хлыщу Лебенсмалю это как нож острый. Ты же знаешь, что это за народ – мужчины.

Элизабет поразмыслила. Нет, она не знает, что это за народ – мужчины. Такое впечатление, что рядом с ней мужчины, за исключением Кальвина и ее покойного брата Джона, а также доктора Мейсона и, возможно, Уолтера Пайна, всегда проявляли самые худшие свои качества. У них возникало желание шпынять ее, лапать, поправлять, а то и затыкать ей рот, командовать ею и помыкать. Она не понимала, почему они не могут просто относиться к ней как к человеку и коллеге, как к равной, знакомой, а то и незнакомой – как к обыкновенной прохожей, то есть автоматически проявлять уважение до тех пор, покуда не станет известно, что на заднем дворе у нее зарыта куча трупов.