Он втайне содрогнулся. Служение проповедника подталкивает к вопросу: сколько раз в сутки мыслимо лгать? Людям требуется постоянное ободрение: дескать, «все идет своим чередом» или «все будет хорошо», но если посмотреть правде в глаза, то все плохо и будет только хуже. К примеру, на прошлой неделе он служил на похоронах (один из его прихожан скончался от рака легких) и убеждал скорбящую семью, где, кстати, каждый дымит как паровоз, что покойного призвал Господь, а не убила привычка выкуривать по четыре пачки в день. Родные, глубоко затягиваясь, благодарили его за мудрость.
– Разве обязательно писать в приют? – спросил он. – Не проще ли расспросить твоего папу?
– Нет, он умер, – вздохнула она.
– Боже! – ужаснулся преподобный и покачал головой. – Прими мои глубокие соболезнования.
– Спасибо, – с серьезным видом ответила Мадлен. – Многие считают, что невозможно скучать по тем, кого мы никогда не знали, но я считаю – очень даже возможно. А вы как думаете?
– Точно так же, как ты, – ответил он, теребя волосы на затылке и чувствуя, что одна прядь отросла чуть больше других.
Он как-то гостил у друзей в Ливерпуле, и они всей компанией пошли на концерт совершенно новой группы под названием «Битлз». Эти британские ребята все как на подбор были с челками, но он поймал себя на том, что их внешний вид нравится ему не меньше, чем их музыка.
– Что вы там ищете? – указала она на его книгу.
– Вдохновение, – ответил он. – Что-нибудь для поднятия духа на воскресной проповеди.
– А про фей-крестных ничего там не сказано?
– Про фей…
– У папиного приюта была фея-крестная. Она давала приюту деньги.
– Понимаю, – сказал он. – Ты, наверное, имеешь в виду благотворительность. У приюта может быть сразу несколько спонсоров. Содержать такие учреждения весьма накладно.
– Нет-нет, – возразила она. – Я имею в виду фею-крестную. Мне кажется, тот, кто дает деньги совершенно незнакомым людям, немного волшебник.
Преподобный испытал очередной прилив изумления.
– Это правда, – согласился он.
– А Гарриет говорит, что деньги лучше заработать. Она волшебства не признает.
– Кто такая Гарриет?
– Наша соседка. Она католичка. Поэтому не может развестись. Гарриет считает, что я должна заполнить фамильное древо всякой выдуманной всячиной, но я против. Из-за этого мне будет казаться, что семья у нас какая-то ущербная.
– Ну что тут скажешь, – осторожно выговорил преподобный, а сам подумал, что семья у ребенка действительно в чем-то ущербная. – Гарриет, видимо, имеет в виду лишь то, что некоторые сведения лучше держать при себе.
– То есть в тайне.
– Нет, именно при себе. Например, я спросил, сколько тебе лет, и ты совершенно правильно ответила, что это личные сведения. Никакой тайны здесь нет, просто ты меня не настолько близко знаешь, чтобы делиться такой информацией. А тайна – это такие сведения, которые может вызнать кто-нибудь посторонний, чтобы использовать против нас или доставить нам неприятность. Тайны обычно связаны с чем-то постыдным.
– А у вас есть тайны?
– Есть, – допустил он. – А у тебя?
– У меня тоже, – сказала она.
– Сдается мне, почти у каждого они есть. Особенно у тех, кто в этом не признается. Невозможно пройти свой жизненный путь, ни разу не испытав стыда или смущения.
Мадлен кивнула.
– Вообще, людям свойственно считать, что для познания себя нужно заполнять глупые ветви этого древа именами незнакомцев. У меня, к примеру, есть приятель, который мнит себя потомком Галилея; есть знакомая, которая считает, что ведет свой род от первых поселенцев, прибывших сюда на паруснике «Мейфлауэр». Оба они гордятся своей фамильной историей как богатейшей родословной, но напрасно. Наши предки не делают нас ни значительнее, ни умнее. Им не под силу превратить потомка в самого себя.
– А что же тогда делает
– Сознательно выбранное дело всей жизни. То, как ты проходишь свой жизненный путь.
– Но многим выбирать не приходится. Рабам, например.
– Пожалуй, – сказал преподобный, озадаченный этой простой истиной. – Ты тоже права.
Они немного посидели молча: Мадлен водила пальчиком по страницам телефонного справочника, а преподобный раздумывал о покупке гитары.
– Вообще говоря, – добавил он, – я считаю, что фамильное древо – не лучший путь к пониманию своих корней.
Мадлен подняла на него глаза:
– Минуту назад вы сказали, что собирать сведения о своих предках – занятие необходимое.
– Помню, – подтвердил он, – но я солгал.
Они дружно рассмеялись. В другом конце зала библиотекарь предостерегающе подняла голову.
– Меня зовут преподобный Уэйкли, – зашептал он, покаянно кивнув библиотекарю. – Из Первой пресвитерианской.
– Мэд Зотт, – представилась Мадлен. – Мэд – прямо как ваш журнал.
– Так вот, Мэд, – недоверчиво выговорил он, предположив, что имя, вероятно, французское. – Если ты ничего не нашла на святого Винсента, поищи святого Эльма. Нет, постой: проверь-ка Всех Святых. Такое название дается там, где затрудняются с выбором конкретного покровителя.