Уроки химии

Единственной ее близкой подругой оставалась Гарриет, они во многом соглашались, но в том, что касалось мужчин, – ни в какую. Гарриет твердила, что мужчины представляют собой другой мир, отличный от женского. С мужчинами надо осторожно, они натуры хрупкие и попросту не способны разглядеть в женщине ум или профессионализм, превосходящий их собственный.

– Гарриет, это смехотворно, – возражала Элизабет. – И мужчины, и женщины – люди. Как люди, мы лишь продукт своей среды, жертвы нашей никудышной системы образования; мы сами решаем, как себя вести. Короче говоря, принижение женщин в сравнении с мужчинами, как и возвышение мужчин в сравнении с женщинами, не обусловлено биологическими причинами. Это явление культуры. И начинается оно с двух слов: «розовый» и «голубой». С этого момента все стремительно летит кувырком.

Кстати, о никудышных системах образования: не далее как на прошлой неделе ее вызвали в школу по поводу сходной проблемы. Выяснилось, что Мадлен отказывается участвовать в играх для девочек – таких, например, как дочки-матери.

– Мадлен стремится к тем занятиям, которые больше подходят мальчикам, – сетовала Мадфорд. – Это нехорошо. Вы-то сами, очевидно, считаете, что место женщины – дома, если судить по вашей… – она слегка кашлянула, – телепрограмме. Так поговорите с дочерью. На этой неделе она изъявила желание дежурить в школьном патруле.

– И в чем проблема?

– В том, что туда принимают только мальчиков. Мальчики защищают девочек. Потому что они крупнее.

– Но Мадлен – самая высокая у вас в классе.

– Это еще одна проблема, – сказала Мадфорд. – Ее рост причиняет мальчикам дискомфорт.

– Так что нет, Гарриет, – резко сказала Элизабет, возвращаясь к обсуждаемой теме. – Подыгрывать я не стану!

Гарриет чистила запущенный ноготь, пока Элизабет разглагольствовала о женщинах, которые принимают свое подчиненное положение как ниспосланное свыше, будто полагая, что более мелкие тела служат биологическим признаком мелкого ума, что они от природы неполноценны, хотя и очаровательны. Хуже того, объясняла Элизабет, многие женщины внушают подобные убеждения своим детям, используя такие фразы, как «Мальчишки есть мальчишки» или «Чего хотеть от девочек?».

– Что у женщин в голове? – требовательно вопрошала Элизабет. – Почему они принимают эти стереотипы? И более того – увековечивают. Неужели они не знают о доминирующей роли женщин в скрытых племенах Амазонки? Разве Маргарет Мид нынче не печатают?

Умолкла она лишь тогда, когда Гарриет встала, давая понять, что не желает больше слушать малопонятные длинные слова.

– Гарриет… Гарриет! – окликала Мадлен. – Ты меня слушаешь? Гарриет, что с ней случилось? Она тоже умерла?

– Кто «она»? – рассеянно спросила Гарриет, сокрушаясь, что никогда не читала Маргарет Мид: не эта ли дама написала «Унесенные ветром»?[22]

– Крестная.

– Ах вот ты о ком, – протянула она. – Понятия не имею. И вообще в строгом смысле это могла быть вовсе не крестная. И даже не крестный.

– Но ты же сама говорила…

– Так то была фея-крестная, которая помогала деньгами приюту, где вырос твой папа. Я только ее имела в виду. Фею-крестную. И она – хотя это вполне мог быть крестный отец, между прочим… то ли он, то ли она… в общем, давали деньги на всех воспитанников приюта. Не только на твоего папу.

– И кто же это все-таки был?

– Без понятия. Да какая разница? Так ли это важно? Фея-крестная по-научному называется «филантроп». Состоятельный человек, который дает средства на благое дело. Например, Эндрю Карнеги – на библиотеки его имени. Хотя тебе полезно знать, что филантропия создает лазейку для уклонения от налогов, поэтому ее не всегда вершат в ущерб себе. У тебя других уроков, что ли, нету, Мэд? Кроме этого треклятого древа?

– Пожалуй, напишу-ка я в папин приют и узнаю, кто такой был этот фей-крестный. Тогда я смогу внести его имя в фамильное древо – хотя бы в виде желудя. Не на целую ветвь, а так…

– Нет. Во-первых, на фамильном древе желуди не растут. Во-вторых, крестные, то есть филантропы, – это частные лица; в приюте нипочем не раскроют имя благодетеля. И в-третьих, про филантропа нельзя сказать ни «фей-крестный», ни «фея – крестный отец». Фея – всегда женщина.

– А иначе получится организованная преступность? – спросила Мадлен.

Разрываясь между изумлением и досадой, Гарриет шумно выдохнула:

– Суть-то в чем: крестных родителей на фамильном древе не изображают. Во-первых, это не кровная родня, во-вторых, они себя не рассекречивают. Иначе их на части станут рвать, требуя денег.

– Но таиться нехорошо.

– Когда как.

– А у тебя есть тайны?

– Нет, – солгала Гарриет.

– А у моей мамы, как думаешь, есть?

– Нету, – ответила Гарриет и в данном случае не покривила душой.

Как бы ей хотелось, чтобы Элизабет держала свои тайны – или хотя бы мнения – при себе.

– А теперь давай заполним это древо чем бог на душу положит. Учительница все равно не разберется, а мы с тобой еще успеем посмотреть мамину программу.

– Хочешь, чтобы я соврала?

– Мэд… – Гарриет начала досадовать. – Разве я велела тебе говорить неправду?

– А разве у фей нет крови?