Уроки химии

– Я тоже, – сказала Элизабет. – Как вообще он пролез на пост исполнительного директора? Ни дальновидности, ни организаторских способностей, ни воспитания. А как обращается с женщинами? Позор.

– Да уж, – протянул Уолтер, а сам вспомнил, как пару недель назад, при обсуждении кулинарной программы Элизабет, Лебенсмаль буквально плюнул ему в лицо. – Согласен: характер у него еще тот.

– Это не характер, Уолтер. Это деградация. Я собираюсь подать на него жалобу в совет директоров.

Уолтер покачал головой. Опять она за свое – жалобы строчить.

– Элизабет, Фил сам – в совете директоров.

– Ну, кто-то же должен поднять вопрос о его поведении.

– Смею предположить… – со вздохом начал Уолтер, – смею предположить, тебе уже известно, что мир кишит такими Филами. Самое разумное – научиться с ними ладить. Извлекать для себя пользу из этой паршивой ситуации. Может, тебе взять именно такой курс?

Она попыталась сообразить, какая может быть польза от Фила Лебенсмаля. Но так ничего и не придумала.

– Послушай, есть идея, – продолжал он. – Фил обхаживает нового потенциального спонсора – производителя супов. И хочет, чтобы ты использовала эти супы в своей программе – допустим, при тушении овощей. Сделай это, чтобы потрафить крупному спонсору, и нам наверняка дадут послабление.

– Производитель супов? Но я работаю только со свежими продуктами.

– Неужели так трудно хоть раз пойти мне навстречу? – взмолился он. – Всего-то – одна жестянка супа! Подумай о других – о тех, кто делает твою программу. У нас у всех семьи, Элизабет; нам нельзя терять работу.

На ее конце провода воцарилось молчание, как будто она взвешивала следующую фразу.

– Мне бы хотелось встретиться с Филом лицом к лицу, – выговорила Элизабет. – Провентилировать ситуацию.

– Нет! – с нажимом ответил Уолтер. – Категорически нет. Ни под каким видом.

Она резко выдохнула:

– Ладно. Сегодня понедельник. Приноси эту банку супа в четверг. Я посмотрю, что можно сделать.

Однако неделя неуклонно становилась все хуже и хуже. На следующий день – во вторник, – благодаря Мадфорд и ее откровениям вся школа гудела насчет генеалогического древа. Мадлен, подумать только, незаконнорожденная; Аманда живет без матери; у Томми Диксона отец – алкоголик. Сами дети не особенно переживали по этому поводу, но Мадфорд, жадно блестя недобрыми глазами, пожирала все сведения не хуже голодного вируса, а потом скармливала мамашам, которые, словно глазурью, обмазывали ими всю школу.

В среду кто-то украдкой сунул под дверь Элизабет лист бумаги с указанием ставки каждого сотрудника канала KCTV. Элизабет в изумлении смотрела на эти цифры. Ей платят втрое меньше, чем спортивному комментатору. Притом что парню не требуется никакая квалификация: он ежедневно появляется в эфире на три минуты, чтобы только огласить результаты матчей. И что еще хуже, на KCTV существует практика так называемого распределения прибылей. Причем относится это лишь к сотрудникам мужского пола.

Но ужаснулась Элизабет другому: внешнему виду Гарриет, которая пришла в четверг утром.

Элизабет еле успела вложить в ланч-бокс Мадлен записку со словами: «Материю нельзя ни создать, ни уничтожить, но можно преобразовать. Так вот, не садись рядом с Томми Диксоном», когда Гарриет присела напротив нее за стол и в это пасмурное утро осталась в солнцезащитных очках.

– Гарриет? – встревожилась Элизабет.

С притворной небрежностью Гарриет объяснила, что мистер Слоун вчера вечером был не в духе. Да и то сказать: она выбросила несколько его мужских журналов; «Доджерсы» продули; а еще его возмутило, что Элизабет поддержала ту женщину, которая надумала стать кардиохирургом. Поэтому он метнул в жену пустой пивной бутылкой, и Гарриет повалилась на спину, как мишень на стрельбище.

– Я звоню в полицию, – сказала Элизабет, потянувшись к телефону.

– Нет. – Гарриет накрыла ее руку своей ладонью. – Полиция как приедет, так и уедет, а я не собираюсь доставлять ему такое удовольствие. К тому же я огрела его сумкой.

– Тогда я сама к нему наведаюсь, – заявила Элизабет. – Пусть понимает, что такие выходки ему даром не пройдут. – Она вскочила из-за стола. – И бейсбольную биту с собой прихвачу.

– Ну уж нет. Если ты его поколотишь, полиция займется не им, а тобой.

Элизабет призадумалась. И то правда. Стиснув зубы, она ощутила прилив хорошо знакомой ярости: ей вспомнился многолетней давности опыт общения с полицией. «Значит, официального извинения не будет?» Подняв руку, она нащупала на затылке свой карандаш.

– Я способна за себя постоять, Элизабет. Не боюсь я его, он мне просто противен. Согласись, разница есть.

Элизабет хорошо знала это чувство. Наклонившись, она обвила руками Гарриет. Несмотря на тесную дружбу, они почти никогда не обнимались.

– Я ради тебя на все пойду, – выговорила Элизабет, притягивая ее к себе. – Ты и сама это знаешь, правда ведь?

Гарриет удивилась; когда она подняла голову, Элизабет заметила блеснувшие в глазах у старшей подруги слезы.

– И я так же. Ну ладно. – Гарриет отстранилась. – Все образуется, – сказала она, утирая лицо. – Надо это забыть.