Но Элизабет была не из тех, кто забывает. Не успела она вырулить с дорожки на улицу, как у нее уже созрел план.
– Привет, зрители, – говорила Элизабет через три часа. – С возвращением в студию. Вам хорошо видно? – Она поднесла к телекамере суповую банку. – Это дает экономию по времени.
Уолтер, сидя в режиссерском кресле, даже задохнулся от благодарности. Она использовала этот суп!
– А все потому, что здесь полно химикатов. – (Банка со стуком упала в ближайшую урну.) – Кормите этой едой своих близких – и вскоре они вас освободят: у вас просто не останется едоков.
Оператор в растерянности повернулся к Уолтеру. Тот посмотрел на часы, как будто забыл, что у него назначена важная встреча, а потом встал и, выйдя из студии, устремился прямиком на парковку, где сел в свой автомобиль и поехал домой.
– К счастью, вашим близким не обязательно долго мучиться, – продолжала Элизабет, подходя к стенду, на котором красовались рисованные грибы, – для начала хорошо подойдут грибы. Я лично выбрала бы
Сидя за своим гигантским столом в заставленном телевизорами рабочем кабинете, Фил Лебенсмаль вперился в ближайший экран. Что она сейчас сказала?
– Чем еще хороши грибы: из них можно сделать столько всего разного, – продолжала Элизабет. – Если не хотите готовить грибное рагу, почему бы не взяться за фаршированные грибы? Ими удобно поделиться с соседом, который беспрестанно мучит жену. Он и так уже одной ногой в могиле. Так поможем ему и вторую поставить туда же.
При этих словах кто-то из публики неожиданно хохотнул и зааплодировал. Между тем камера зафиксировала несколько пар рук, аккуратно записывающих термин «Amanita phalloides».
– Разумеется, я пошутила насчет отравления близких, – сказала Элизабет. – Уверена, что ваши мужья и дети – чудесные люди, которые не забывают подчеркнуть, как они ценят вашу нелегкую работу по дому. А если вы работаете вне дома, что маловероятно, то, надеюсь, ваше справедливое начальство следит, чтобы вам платили не меньше, чем вашим коллегам-мужчинам.
Это заявление тоже было встречено смехом и аплодисментами, которые сопровождали Элизабет, пока она возвращалась к разделочному столу.
– Сегодня у нас вечер брокколи с
Не будет преувеличением сказать, что в тот вечер никто в Калифорнии не притронулся к ужину.
– Зотт! – окликнула ее перед уходом стилистка Роза. – Лебенсмаль тебя вызывает на девятнадцать часов.
– На девятнадцать? – ужаснулась Элизабет. – Сразу ясно: бездетный человек. Кстати, ты Уолтера не видела? Сдается мне, он на меня зол.
– Он рано уехал, – сказала Роза. – Слушай, не ходила бы ты к Лебенсмалю одна. Давай я с тобой.
– Да я справлюсь, Роза.
– Может, хотя бы Уолтеру сперва позвонить. Он нас никогда поодиночке к боссу не отпускает.
– Я знаю, – ответила Элизабет. – За меня не беспокойся. – (Роза сверилась с настенными часами и помедлила.) – Иди-иди. Ничего со мной не случится.
– А ты все ж таки Уолтеру позвони, – настаивала Роза. – Чтоб в курсе был. – Она отвернулась и стала собирать свои рабочие принадлежности. – Между прочим, я сегодня прям балдела. Отличная шутка получилась!
Глядя на нее снизу вверх, Элизабет вздернула брови:
– Шутка?
Без нескольких минут семь, набросав план завтрашнего выпуска, Элизабет повесила на плечо свою объемистую сумку и зашагала опустевшими коридорами телестудии в кабинет Лебенсмаля. Она дважды постучалась, после чего отворила дверь и вошла.
– Вызывали, Фил?
В клубах застарелого табачного дыма Лебенсмаль сидел за необъятным столом, загроможденным стопками бумаг и остатками еды; четыре гигантских телевизора с включенным на полную мощность звуком показывали записи недавних программ. Один экран демонстрировал какую-то мыльную оперу, второй – Джека Лаланна, следующий – детскую телепередачу, а последний, четвертый – «Ужин в шесть». Элизабет никогда не просматривала записи своих программ и никогда не слышала звука своего голоса через динамики. Впечатление было жуткое.
– Не прошло и года, – раздраженно бросил Лебенсмаль и загасил сигарету о декоративную хрустальную вазу.
Он указал на кресло, где надлежало сидеть Элизабет, а потом ринулся к порогу и захлопнул дверь; щелкнула кнопка блокировки замка.
– Мне передали – в семь, – сказала она.
– Кто тебе позволил рот разевать? – рявкнул он.
Слева до Элизабет доносился ее собственный голос, вещавший о процессах, происходящих с фруктозой при нагревании. Она повернулась в ту сторону. Верно ли она указала pH? Да, верно.