Уроки любви

— К чему? У меня есть спички, а тут полно дров. Тед присел на корточки у штабелька аккуратно нарубленных веток. Через минуту огонь занялся и он протянул к нему ладони. «А вдруг Барри прав, это, действительно, чужая музыка. Я украл ее, сам не ведая как. Похитил чьи-то видения, сны… Чушь…» Встряхнувшись, он поднялся. Джессика сидела в кресле у открытого рояля.

— Ты готов? Ее лицо было странно-печальным.

Глава 28

Тед достал из-за пазухи свернутые нотные листы и под взглядом Джессики неловко разгладил их на крышке рояля. Он почувствовал внезапное неодолимое желание проиграть все это Джессике, выслушать ее приговор и забыть. Забыть о своем заблуждении навсегда. «Ну что, к бою, ваше развенчанное высочество?» мысленно подстегнул он себя и, сделав руками шутливый жест, отбрасывающий фалды воображаемого фрака, занял свое место. Глубоко вздохнув, Тед смотрел на клавиатуру, не решаясь ринуться в смертельную схватку. Луч надежды был так тонок, так ненадежен и так фантастически прекрасен, что ему было ясно он вряд ли сумеет теперь выжить, лишенный его спасительного света.

— Понимаешь, Джес, это случилось сегодня ночью. Я увидел во сне какие-то образы, видения, что-то совсем киношное, сказочное. Но очень страшное… Страшное, но манящее… Ах, нет… Тщетность попытки пересказать сновидения мучила Теда.

— Оставь. Ты же не Барри, чтобы жонглировать словами. К оружию, маэстро. Джессика была спокойна, но в ее расслабленной позе и мягком голосе ощущалась огромная внутренняя напряженность. Казалось, это не Тед, а она, готовилась выслушать приговор своей мечте и надежде.

Тед тронул клавиши и прислушался к взлетевшим звукам. Странно, он не помнил эту музыку наизусть, сомневаясь даже в реальности ее существования. Но как только пальцы коснулись клавиш, перед глазами появились записанные ночью ноты, музыка словно рождалась сама, разливаясь неукротимым потоком.

Доиграв до конца, он бессильно уронил голову на клавиатуру.

— Ненавижу! Ненавижу этого негодяя! Раздался свистящий шепот Джессики. Она стояла у темного окна, гордо выпрямив обтянутую шерстяным жакетом спину.

— Ты не поняла, там была женщина. Та, что приказала убить…

— Сыграй, сыграй еще раз то место! Джес встала у рояля, широко распахнутыми глазами всматривалась в зеркально-черный омут вскинутой крышки. Ее кулаки сжались, ноздри трепетали. Теперь я знаю все, сказала она, когда звуки стихли. Взяв с пюпитра растрепанные листки, Джессика прошла к камину и, сев на ковер, медленно, один за другим, бросила их в огонь.

— Ты загубила мою музыку, Джес… Я не помню ни одной ноты. Тед даже не попытался спасти свое детище. Сгорбившись, бессильно уронив руки, он все еще сидел у рояля.

— Но ведь я помню все. Джессика загадочно улыбнулась и поманила Теда. Иди сюда, иди, мой Тедди. Ты достоин тепла, смотри, какой смелый огонь. Какой жадный и ненасытный. Притянув к себе Теда, Джессика обвила его шею руками. Я блуждала во мраке, любовь моя, я ошибалась мне нужен был только ты…

И снова с Тедом случилось то, что произошло прошлой ночью неведомая сила одарила его могуществом. Он был всесильным, виртуозным музыкантом, а теперь стал гениальным любовником.

Он любил Джессику пылко и яростно, забыв о последней попытке завладеть ее телом, смешной и беспомощной. Там был другой, не достойный Джес. Здесь, в их слиянии у огня, заключалось нечто ритуальное, значительное, словно в поединке жизни и смерти.

Каждой клеточкой своего существа Тед ощущал, что нет и не может быть в этом мире ничего более прекрасного, грандиозного, подчиняющего целиком. Он растворялся в Джессике, в даруемом ей блаженстве, как всего сутки назад умирал и возрождался в дарованной ему свыше музыке.

Вынырнув из обморочного забытья, Джессика подбросила дрова в угасающий огонь и тронула плечо Теда:

— Оденься, Тедди. Запомни эту ночь. Запомни главное, твоя любовь и твоя музыка настоящие, только твои, твои собственные. Я горжусь тобой.

— Нет, Джес, нет… Ты чиркнула спичкой, и костер запылал. Эта музыка наша.

Глядя в огонь, Джессика согласно кивнула:

— Наши. Какие-то властные, могучие силы сегодня опекают нас. Не знаю только, одаряют они нас или приносят в жертву… Теофил… ты дрожишь, милый! Джессика приникла к его груди, накрыв обнаженное тело тяжелыми огненными волосами.

— Если бы ты знала, как метались в отсветах пламени эти пряди, ласкали меня, пронизывая раскаленными иглами… Мое сердце сладко поджаривалось на вертеле смертельной истомы… Что это было, Джес?.. Тед закрыл глаза.

— Не знаю… Чем больше знания открывается мне, тем огромней мое неведение… Сейчас, в твоих объятиях я поняла мы вместе не просто самец и самка. Мы половинки, нашедшие друг друга, чтобы стать единым целым…

— Ты… ты любишь меня, Джес?

— Не знаю… Мне кажется, любовь должна быть смертельной. А я осталась жива… Умирала раз за разом в твоих объятиях и возрождалась, боясь упустить новое наслаждение… Это ошибка, Тед? Жадность враг блаженства.