Уроки любви и ненависти

Вместо ответа парень указал на лапы нашего пернатого транспорта. Обычные такие птичьи лапы, ничего примечательного.

— Пройдет по любым канавам, — пояснил Норон.

— Ну не знаю… — без особого энтузиазма произнесла я, одной этой фразой выражая все, что думаю по этому поводу.

— Ты просто попробуй, тебе понравится. У стракуров очень плавный ход, они дружелюбны и отзывчивы к наезднику, — начал нахваливать диковинную животинку Маркус.

Я сморщила нос и состроила гримасу, не горя желанием залезать в седло.

— Хартман, ты хочешь диплом или как?! — не выдержал Норон.

— Хочу, — ответила я. — Очень хочу. Но не через свой труп!

— Тогда живо залезай в седло, пока я тебя тут не прикопал!

Я презрительно фыркнула, и Норон решил повысить угрозу:

— Или не перекинул через седло силком! Живо залезай!

А затем он сделал какой-то хитрый жест и стракур, именно тот, что мне приглянулся, очень медленно и явно нехотя опустился на землю, чтобы я могла сесть верхом.

Но смотрел этот пернатый транспорт на меня при этом так высокомерно, будто он минимум первый наследник императора, а я так. Пришла ему перья наполировать.

Я запрокинула голову и глубоко вздохнула, чтобы меня не разорвало от хохота и возмущения одновременно.

Высокомерно смотрящая курица переросток. К этому меня жизнь не готовила.

45

Окрестный лес представлял собой сплошное безобразие из оврагов, буераков, камней и вековых деревьев.

— Знаешь, что интересно? — спросил Норон, когда мы преодолели очередной овраг, продвигаясь в одному ему известном направлении.

— Если ты сейчас скажешь, что мы заблудились, одним герцогом в империи станет меньше, — предупредила я.

— Мантикоры не живут в этих лесах.

— И почему тогда мы продираемся сквозь эти колючие кусты? — спросила я.

Строго говоря, не так уж мы и продирались — верховая езда на курицах была довольно комфортной.

— Считается, что мантикоры возвращаются сюда для размножения. Но живут они при этом в горах по соседству.

— Хочешь сказать, что наши крылатые кошки сродни лососевым? — удивилась я.

— Что-то вроде того… в этих охотничьих записках много интересного, но некоторые вещи мне кажутся сомнительным. Все-таки записям почти полтора века, наука за это время шагнула далеко вперед.

— Может быть, мы вообще зря тратим время, и здесь ничего нет?

— Нет, конкретно эта особенность описана даже в учебнике бестиарологии.

— У нас в академии есть такой предмет? — приподняла я бровь. — Серьезно?

— Ты же любишь свои бездушные циферки, — пожал плечами Норон. — А я люблю хорошую охоту.

— Живодер, — буркнула я, и ездовые курицы согласно кудахтнули.

— Неправда. Я — мужчина. Охота — мужское и очень благородное занятие.

— Носиться по лесу, загоняя несчастную животинку, которая тебе и сдачу-то дать не может? Очень благородно, не поспоришь.

Я думала, Норон сейчас начнет спорить или оправдываться. Но он внезапно произнес:

— Никогда не думал, что ты такая жалостливая.

— Я не жалостливая!

— Жалостливая-жалостливая. Нежалостливая бы никогда не взвалила себе на плечи сиротский приют. Кстати, почему ты просто не попросила у отца денег на него? Наши выходки стоят недешево, один бой стекол в теплицах дикой ботаники чего стоил.

— У меня три старших брата, и на их фоне я — просто образцово-показательный ребенок, — усмехнулась в ответ. — Но вообще отец любит напоминать всем очень благородным и высокомерным аристократам, что такие нувориши, как мы, можем себе позволить любую прихоть, потому что наши деньги — заработаны умом и трудом. А не достались в наследство от почившей тетушки.

— Я помню сплетни о твоих братьях… кажется, один из них поил лошадей игристым после удачной дуэли?

— Ага. Лучшим игристым пятилетней выдержки.

У матери тогда случилась истерика. У отца, впрочем, тоже. Только маменька хотела это игристое пустить на ближайший помпезный бал, а папенька лопался от гордости. А еще ржал и не мог остановиться.

— М-да… — задумчиво протянул Норон. — Никогда не думал, что буду заключать брак с девушкой из такой экстравагантной семейки.

— Не заключай, — посоветовала я. — Это скверно отразится на твоем политическом имидже.

— С недавних пор жутко хочу стать ближе к народу, — проигнорировал меня парень. — Кстати, ты же помнишь, что сейчас здесь весна? А значит, сюда должны слететься несколько мантикоровых стай. Вить гнезда, устраивать брачные игры и… ну, ты понимаешь. Думаю, если нам повезет, мы сможем притащить ректору даже больше одной мантикоры.

— Весна, да? — медленно проговорила я, рассматривая ближайшие кусты.

Было в этом гениальном предложении Норона одно небольшое упущение. В период брачных игр самцы мантикор становятся крайне агрессивны и нападают на все, что движется. На тех бедолаг, что чистят им стойла в университете. Или тех студентов, что не слишком расторопны на парах по бестиологии.

Ну или одной очень самонадеянной парочке, что решила забраться в самое сердце мантикорового леса.

46

Норон проследил за моим взглядом и решительно слез с ездовой курицы.

— Ты куда?! — воскликнула я.

— На разведку, — ответил парень. — И не кричи, спугнешь!

— Ты сдурел?! — ахнула я.