Уроки любви и ненависти

Немного повозилась, чтобы удобнее устроиться во внезапно крепких объятиях Маркуса, и затихла, медленно проваливаясь в сон. И где-то на грани яви услышала тихую ругань: «Вот ведь зараза огненная…»

А я что? Я ничего. Сам приперся в мой шалаш!

62

Мне снился папенька, бегающий от меня с брачным договором и вопящий: «Не отдам, не отдам!», ректор, у которого Норон отнимал наши дипломы, и, собственно, Норон, который лез обниматься.

Проснувшись, я поняла, что из всего того ночного бреда кое-что действительно происходило наяву: мы лежали с Нороном в обнимку. Но теперь уже я обнимала его, как любимую плюшевую игрушку, вцепившись руками и ногами.

Кошмар!

Я замерла, даже дышать почти перестала, судорожно думая, как бы аккуратненько выбраться из шалаша, чтобы не разбудить Норона, как вдруг услышала, на улице какие-то подозрительные звуки.

Кто-то был внутри нашего защитного круга!

— Маркус! — зашептала я. — Маркус!

Звуки с улицы стали более громкие и, кажется, более агрессивные.

— Ш-ш-ш… — не открывая глаз отозвался Норон. — Не шуми, спугнешь.

— Кого? — холодея от ужаса, спросила я.

С улицы раздалось чавканье, и у меня перед глазами мгновенно пронеслись красочные картины моей скоропалительной кончины в чьих-нибудь острых клыках. А я, между прочим, уже выспалась и не готова менять сон на жизнь! Парень успокаивающе погладил меня по спине:

— Ну кого мы тут ловим?

Мне стало еще страшнее — если там самочка мантикоры, то риски быть сожранными возрастают в разы. Но вдруг раздался легких хлопок, а потом отчаянное шипение, мяуканье и, наконец, жалобное пищание.

— Готово, — удовлетворенно произнес Норон, открывая глаза. — Пойдем посмотрим или еще полежим?

Я сделала вид, что вообще не пониманию, о чем он, и ползком назад выбралась из шалаша.

Каково же было мое удивление, когда рядом с костром и одной из обглоданных рыбешек в маленькой магической ловушке сидели трое взъерошенных, перепачканных и расстроенных мантикорят.

— Принимай, банда пушистая, одна штука, — прокомментировал Маркус, вышедший вслед за мной.

Я решила, что раз эти сорванцы признали меня мамочкой-мантикорой, то самое время провести воспитательную работу. Подошла к ловушке, уперла руки в боки, сделала лицо максимально суровое и строго посмотрела на котят. А те в свою очередь посмотрели на меня.

И радостно замявкали, попытавшись кинуться ко мне. Ловушка не пускала, а потому три пушистых безобразия топтались на одном месте, толкались и мяукали.

В этот момент я поняла, что если когда-нибудь стану матерью, то дети будут вить из меня веревки. Я посмотрела на Маркуса и попросила:

— Выпусти их, а?

И прозвучало это так жалостливо!

— Выпущу, — легко согласился Маркус, — сейчас за хвостики привяжу к тебе и выпущу.

Мантикорята, кажется, поняли угрозу и вообще оценили масштаб трагедии и запричитали втрое жалостливее и громче. Я посмотрела на Норона, но парень покачал головой.

— Я серьезно, второй раз так может и не повезти. И останутся от твоей живности ушки и хвостики, — проговорил он суровым тоном, глядя на малявок.

Ушки и хвостики испуганно затихли, а Маркус наколдовал кубик льда из воздуха и скрылся в кустах. Пока я приводила себя в порядок бодрящей ледяной водой, парень вернулся с какой-то веревкой. При ближайшем рассмотрении это оказался вьюн. И вот им-то ледяной и спеленал котят неподобие упряжи, одним концом привязав к моему ремню.

И лишь после этого снял магическую ловушку. Едва оказавшись на свободе, трое бандитов ринулись на своего обидчика с явным намерением расцарапать ему до чего дотянуться. Но поскольку они были привязаны ко мне, а я стояла достаточно далеко, то длины вьюна не хватило. Все трое мантикорят с разбега опрокинулись на спинки, вскочили на лапки и снова бросились на Маркуса. И продолжалось это, пока им не надоело, раз двадцать. В конце концов, перебесившись, все трое уселись у моих ног и как ни в чем не бывало принялись вылизывать шерстку, изо всех сил изображая, что это не они только что тут мечтали откусить большому человеку нос.

63

— Итак, какие планы? — спросила я, когда мы перекусили разогретой мною рыбкой и более-менее привели себя в порядок.

Маркус неопределенно пожал плечами:

— Думаю, стоит возвращаться. Мы сейчас не в самом выигрышном положении.

Я печально вздохнула, предвкушая малоприятный путь туда и обратно. Прибрав за собой стоянку, мы, ориентируясь по солнцу и полагаясь на охотничье чутье герцога Норона, которое, если верить Маркусу, передается от отца к сыну вот уже сотню поколений, вышли на давным-давно заброшенную, очень заросшую, но все еще заметную глазом дорогу, мощенную камнем.

И если налево дорога уходила в чащу и, предположительно, выводила к горной цепи, то направо она вела к замку, чьи полуистлевшие от времени ворота вполне себе неплохо проглядывались от нас.

— Давай заглянем? — предложила я. — Все равно рядом.

— Зачем? — не понял Маркус.

— Тебе что, не интересно? — удивилась я. — Это ж архитектурный памятник!

Парень посмотрел на меня, как на буйнопомешанную:

— Какой еще памятник, Эмбер? Тут куча дикого, непуганого зверья. У нас с тобой ни еды, ни одежды.