Иоганнес Бобровский — истинный интернационалист. Хотя описанные в романе «Мельница Левина» трагикомические происшествия случились сто с лишним лет назад, историческое повествование прозвучало весьма своевременно. В этом романе он так же, как и Ф. Фюман в повести «Еврейский автомобиль», развенчивает антисемитизм, бывший во времена гитлеровского господства ударной силой кровавой пропаганды насилия. В «Мельнице Левина» изображена агрессивная суета где-то на задворках истории, но писатель видит в этих конфликтах предвестье страшных событий. Крепкий немецкий хозяин, ловким маневром прибравший к рукам мельницу еврея Левина, ведет себя, несмотря на всю недалекость и заскорузлую тупость, вполне в духе кайзеровской политики, а в его «арийском» глумлении над людьми, как он полагает, низших рас отчетливо просматривается грядущий официальный фашизм. Именно фашизму во всех его вариациях и подробностях противостояло гуманистическое творчество Иоганнеса Бобровского.
У писателей ГДР, пришедших в литературу после войны, общей оказалась не только биография, но и характерная склонность к историческому мышлению, и глубокая корневая связь с традициями гуманизма. В горестном настрое стихотворений И. Бобровского ощущается родство с поэзией Тридцатилетней войны, когда отечество после многих сражений подвергалось всеобщему разорению.
А в романах, повествующих о скитаниях фронтовиков, о бессмысленных приказах, каждый из которых может стать для солдата последним, о маленьких спасительных удачах и неотвратимом поражении, заметно воздействие бессмертного романа XVII века «Симплициссимус» Ганса Гриммельсхаузена. Образ отчаянного, везучего ловкача, который, скитаясь по миру, охваченному долгой войной, пытается постичь, где же источник всеобщего слезного горя, в какой-то мере, безусловно, оказал влияние и на Э. Штриттматтера в «Чудодее», и на Ф. Фюмана, и на М. В. Шульца.
Эрвин Штриттматтер в романе «Оле Бинкопп» (1963) создал традиционный народный характер, наделенный лукавым умом, трезвым здравым смыслом и житейским оптимизмом. Его многогранность противопоставлена нацистской мундирной заурядности.
Литературе, возникшей спустя десятилетие после войны, оказались особенно близкими и традиции немецких просветителей с их очевидной аналитичностью, четкой дидактикой, явным перевесом размышлений над сюжетными превратностями. Эти традиции проявилась в повестях Фюмана.
Франц Фюман — писатель отчетливо интеллектуального склада, каждое событие в его повестях всегда вызывает напряженное авторское осмысление происшедшего.
У себя на родине он хорошо известен детям как автор талантливых вольных пересказов классических сюжетов от Гомера до Шекспира и Гёте. Таким своеобразным переложением классики — только, разумеется, для взрослых — является и его повесть «Эдип–царь» (1966).
Воинское подразделение борется под Фивами с греческими партизанами, а параллельно на привалах офицеры, бывшие студенты, упражняются в обсуждении легенды об Эдипе и замышляют в культуртрегерских целях спектакль по пьесе Софокла. Расстреливают мирных греков и репетируют античную трагедию! Но в чем здесь единство авторского замысла? Или это снова только обсуждение пресловутой раздвоенности фельдфебеля, который, сняв с себя оружие, увлеченно музицирует? Все в этой гротескной ситуации целостно, ибо классика приспосабливалась на потребу агрессивной современности. Софокл подгонялся под нацистские каноны.
Покарать себя за личную вину — единственное, на что способен старый умный профессор, позволивший одурманить себя, чтоб затем лишать разума других. Однако автор оставляет надежду, что роковой поступок профессора хоть в какой-то мере послужит нравственному возрождению его учеников.
Франц Фюман, раздумывая над причинами немецкой исторической трагедии и наблюдая попытки возродить идеологию нацизма в разных частях света, в своей публицистической книге «Двадцать два дня или половина жизни» дал поразительно емкую и точную характеристику тоталитарного мышления: «Каковы типические черты фашизма в мышлении?.. В области идеологии (при всех формах проявления в недавнем прошлом и настоящем) фашистскими мне представляются следующие черты: элитарное презрение к массе и одновременно стремление раствориться в безликости («магия солдатского строя»); воинствующий национализм с одновременными попытками создать некую международную общность, застывшее мышление — существует только серое или белое; прославление всего жестокого, ужасного, кровавого, доисторического с одновременным преклонением перед техническим, индустриальным, требование милитаризации всей общественной жизни, вплоть до жизни личной, при одновременном одобрении анархической борьбы всех против всех; клевета на разум, совесть и сознание; принцип фюрерства; демагогия, фанатизм, крайний антикоммунизм и все это вместе, не изолированно одно от другого».
В этих раздумьях, очевидно, сказался не только опыт одного Франца Фюмана, но и весь художественный опыт «непотерянного поколения» писателей ГДР.
ЛИТЕРАТУРА РУИН