А главное, чтоб они знали правильное обхождение. Чтоб при боярыне или купчихе нашей такая девка дурой деревенской не выглядела, сопли рукавом не вытирала, а пригожа была, знала бы, как что подать, поднести, вежество и обхождение понимала: где в сторонке постоять, кому и как на вопрос ответить… А на какой и не отвечать, да хозяйке потом про иные расспросы рассказать.
– В Турове при купчихах да боярынях есть, конечно, свои помощницы, так что никого мы этим особо не удивим, но то, что из глухого лесного угла приедем со своими готовыми, да ещё обученными тому, о чём иная купчиха и понятия не имеет… Да они из своих рубах повыпрыгивают! – Анна представила себе эту картину, и глаза у неё заблестели. – А что? И выучим! Да не двух! Потом ещё подберем девок посообразительнее! И пусть они с утра в девичьих горницах моют, а потом у Софьи на подхвате… тоже учатся. Хм… Холопской науке?
Вот как, выходит и тут – наука, – Анна даже руками развела. – Значит, подавать, одевать, причесывать, платья шить… Что еще? Грамоте и Закону Божьему обязательно! А там посмотрим, чего ещё потребуется. Живут пусть тут, в каморке под лестницей, заодно и пошивочную постерегут. Софье хоть какое-то облегчение.
Пульхерия с Гликерией, обе лет по тринадцати, сидели в пошивочной зареванные и перепуганные почти до обморока. На вошедших Анну с Ариной они уставились с таким ужасом, будто их прямо сейчас казнят лютой смертью, и не сразу поняли, что от них хотят, а когда поняли, повалились в ноги, благодаря милостивую боярыню за доброту и великодушие. Анна, строго сдвинув брови, охладила их:
– Рано радуетесь, это вам не награда. Сейчас приведёте в порядок себя и своё новое жильё, тут, внизу. Сама проверю – чтоб всё выскоблили! Отныне вам надлежит быть всегда опрятными, – боярыня скептически оглядела зарёванные мордахи и замурзанные рубахи новых «учениц», – приветливыми и обходительными. За лень, небрежность, вид не надлежащий, за грубость или уныние наказывать буду так, что Бахорке позавидуете! Поняли?
Девки испуганно закивали и, получив позволение Анны, побежали приводить свое будущее жилье в порядок.
А в остальном жизнь шла своим чередом. Потихоньку выздоравливали раненые отроки, да и купеческий десяток – а с ним и Аринины братья – оставался в крепости. Купчата хоть немного освободили девок от дежурства на постах, а старший наставник Филимон велел усилить конные разъезды, в том числе и вокруг посада. Девиц же воинскому делу стали обучать серьезнее.
Большую часть времени они теперь проводили в занятиях верховой ездой, стрельбой да рукопашным боем. Анна хоть и морщилась, досадуя, что остальные занятия при этом ущемляются, но сама же составляла новое расписание.
Арина понимала: не от хорошей жизни мужи с девками возятся. Вон, даже Андрей иной раз подходил, что-то им показывал, руку ставил. А уж отроков и вовсе гоняли без снисхождения. Она и сама старательно училась, чему только могла; понимала: случись что – не за кого прятаться, самим придется за оружие взяться. Но все равно в глубине души до последнего надеялась, что обойдется и не пригодится им это умение. Тем более из Ратного пришло известие, что и сотня вроде бы уже скоро должна вернуться. Помощники Осьмы, бывшие по делам на Княжьем погосте, принесли слух: выбили, дескать, находников из княжества.
Да и Аристарха не зря столько лет старостой выбирали: он хорошо знал, как оберегать Ратное в отсутствие сотни, осмотрительным был и предусмотрительным. Вот и сейчас всех холопов, приведённых из-за болота, отправил из села подальше – засеки делать. А баб с детьми оставил и велел не выпускать их за тын. Когда про это стало известно, Арина перевела дух: ну, теперь уж точно обойдется…
Не обошлось.
Било в крепости загудело на рассвете: из Ратного верхом через лес примчался мальчонка с известием, что на выселках взбунтовались холопы.
Начали на новых, Дарениных, а потом подхватили и те, кто на засеках лес валил. Шли на Ратное всей толпой, семьи вызволять. Наверняка заранее сговорились, не просто так полыхнуло, не бывает
Мальчишку в крепость прислали толкового: все, что знал, подробно рассказал, как только пришел в себя после дороги по ночному осеннему лесу. То, что он поведал, совсем не радовало.
Бунт разгорелся с вечера, уже почти ночью. Что сталось с Дареной и другими бывшими там лисовиновскими бабами из куньевской родни – неизвестно, но тамошняя усадьба загорелась. А вот холопы, не пожелавшие примкнуть к бунтовщикам – со старых выселок, успели убежать. Они-то и принесли в Ратное известие о случившемся, хотя в селе со сторожевой вышки зарево уже к тому времени заметили и всполошились.