«Ну что, Анюта, получила? Детей вырастила, не одного мужчину попробовала, а что ТАКОЕ возможно, и не подозревала. Боярыня, тоже мне – царапалась, как кошка дикая, небось, у Лёшки вся спина драная… Совсем себя потеряла. Спросил бы кто, как меня зовут – и имени своего не вспомнила бы… Ой, да ладно, себе-то не ври… Ты бы не только вопроса – и грома небесного не услышала бы. Интересно, по всей усадьбе меня слышали или нет? А-а, плевать…»
Как Алексей встал и собирался, она не слышала, проснулась уже по свету, от ойканья холопки: девка держала в руках порванную рубаху Анны и круглыми глазами таращилась на болтающиеся куски ткани.
– Ну, чего вопишь? – потягиваясь, недовольно пробурчала боярыня. – Свежую приготовь. Да не мельтеши ты! Кыш отсюда – сама позову!
«Вот, значит, чего добивался от меня Фрол каждый раз, когда возвращался из похода. Вот чего он ждал, а я… А я, дурёха, разве что сучки на потолке не считала, всё боялась в грех впасть – спасибо матушке за её наставления. Сколько раз я себя одёргивала! Ведь было же, было – ещё чуть и сорвалась бы, потеряла бы и рассудок, и память… Нет, испугалась, матушкин голос услышала, как она мне про смертные грехи талдычила – и не взлетела, как сегодняшней ночью. А ведь давным-давно могла это счастье познать. Глядишь, и повернулась бы у нас с Фролом жизнь совсем по-другому… Эх, да что теперь гадать да матушку поминать, царствие ей небесное. Сама дурой была, сама и расхлёбывала потом столько лет.
Если бы не Лавр, так до сих пор и не поняла бы, какая это радость. И не только телесная, но и духовная – если мужчина рядом правильный. Как там в Писании? «Телом своим поклоняюсь тебе…» Вот он и поклонялся…»
Воспоминания, которыми ни с кем не поделишься, но от того не менее сладкие… Счастлива женщина, у которой они есть, даже если того самого
мужчины давно нет рядом, а порой и вообще уже нет на свете. Эти воспоминания накапливаются по крупицам – у кого-то за несколько встреч, у кого-то за долгие годы, и потом бережно перебираются до конца жизни, с улыбкой или слезами – как получится. Бывает, что и с тем, и с другим одновременно. И говорит тогда своим внучкам сморщенная бабка: «Ах, какая у меня любовь была! Жаль, он, дурачок, помер рано».Анне пока некого было вспоминать со слезами – разве что Фрола, и то больше с досадой на свою глупость, зато она перестала прятать от самой себя радость и счастье, пусть и недолгое, которое подарил ей деверь, перестала стыдиться их. Сознательно, без стеснения, положила первые крупицы сладких воспоминаний в ларец памяти. Страх позорного разоблачения истаял, осознание греховности этой связи ушло после слов Татьяны, даже боль от потери ребёнка понемногу притупилась со временем. И хоть пламя страсти отгорело, однако от него остался не седой пепел или чёрные угли, а яркие искры, тепло которых согревало душу, а вспышки разгоняли мрак тяжёлых и горьких воспоминаний – каждой женщине судьба отмеряет их, не скупясь.